Все события и персонажи вымышлены, а совпадения случайны.
Моим бабушкам, по которым я очень скучаю
© Анна Красильщик, текст, 2016
© Кася Денисевич, иллюстрации, 2016
© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2016
© Анна Красильщик, текст, 2016
© Кася Денисевич, иллюстрации, 2016
© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2016
Первая четверть
Мне двенадцать лет, и я перехожу в седьмой класс. У меня есть мама, папа, бабушка, два дедушки и сестра по прозвищу Малютка. Одного дедушку я называю Первый дедушка, а другого – Второй. Бабушка, которая была женой Первого дедушки, недавно умерла, но я не хочу об этом говорить. Не так давно мы переехали и теперь живем на пятом этаже. Когда я cпускаюсь по лестнице, часто загадываю: если ступенек четное число, бабушка на самом деле жива. Четное число выпадает гораздо чаще, чем нечетное, но ничего не срабатывает. То же самое с бордюром и плитками в метро: наступай не наступай на границы – бесполезно. Ничего изменить не выходит.
Первые бабушка и дедушка жили вдвоем в высоком кирпичном доме, а мы – в шестиэтажном серо-коричневом. Между нашими домами был парк с утками, прудами и горками, с которых зимой катались на санках и лыжах. Если не отвлекаться на горки и уток, парк можно пройти за двадцать две минуты. Двадцать две минуты и тридцать четыре секунды, если точнее. Еще пятнадцать минут от нас до парка и одиннадцать – от парка до бабушки с дедушкой. Теперь мы ходим в парк очень редко: когда умерла бабушка, мы поменяли две квартиры на одну большую и переехали в другой район. Первый дедушка стал жить с нами, а мне пришлось искать другую школу.
Старая школа, в которую я ходила раньше, была совсем рядом с домом. Я засекла время: дорога занимает двенадцать минут сорок пять секунд (а если точнее, сорок четыре), или тысячу сто семь шагов.
– А Новая школа тоже близко? – спросила я маму.
– Туда пешком не доберешься. Надо ехать на троллейбусе или на метро.
Об этом я как-то не подумала. Можно, конечно, посчитать шаги от дома до остановки и от остановки до школы, а потом сложить. Но вот как считать шаги в троллейбусе, непонятно.
– Пешком совсем не нужно идти?
– Почему не нужно? От остановки минут пятнадцать через парк.
– Клево.
Мама кивнула, как будто все поняла, хотя на самом деле, конечно, не поняла ни капельки.
Кажется, первый раз мы поехали в Новую школу в конце весны. А может, в начале осени. Не помню уже. Мама сказала, там будет собеседование. Мы доехали до парка на троллейбусе, а потом пошли пешком. Мы тут гуляли однажды, но с тех пор здесь явно что-то произошло, причем типа бомбежки. Повсюду были памятники. Они напоминали незнакомых между собой людей, притащившихся погулять в парке, но не знающих, куда себя деть. Один, в очках и с бородкой, сидел, сложив руки на коленях, и смотрел куда-то вдаль поверх деревьев. Другой, в плаще и почему-то измазанный краской, стоял к нему спиной, уставившись в серый длинный дом. Некоторые валялись на траве, как мертвые или пьяные.
– Что это вообще значит?
– Слава богу, наконец снесли этот позор.
– В смысле, позор?
– Памятники убийцам и преступникам.
– А ставили тогда зачем?
– Потому что долгие годы страной управляли они и их единомышленники, а людям никто не говорил правду.
– А теперь?
– А теперь все поменялось: мы живем в другой, новой стране, у нас демократия. Ты же знаешь, что это такое?
Я что-то промычала в ответ, хотя, если честно, забыла, что это значит.
– Демократия – это когда власть принадлежит народу, – напомнила мама. – Вот и нам с тобой тоже.
Однажды были выборы депутатов и победили те, которых выбрали мы. Не я, конечно, а родители, бабушка и дедушка. Бабушка тогда еще была жива. Она так обрадовалась, что прыгала на одной ноге и обнимала дедушку. Депутат, за которого тогда голосовала наша семья, был совсем седой, а лицо при этом молодое. В Старой школе отменили занятия, и еще раньше в коридорах поставили будки с красными занавесками. Туда нужно было залезать, чтобы оставить свой голос. Не в смысле прокричать что-то в дырку в будке, а опустить туда бумажку с именем того, кто тебе больше понравился. После этого седой стал президентом, но какой-то новой страны, потому что был еще старый президент старой страны. Старый президент говорил, произнося «г» как «х», и у меня смешно получалось его передразнивать. Он был лысый – ну, почти лысый, – а по лбу у него расплывалось огромное родимое пятно, точно такой же формы и цвета, как старая страна на карте у меня над кроватью. Или как пятно от варенья. Как так получилось, не очень понятно, но прикольно,