А на него произошедшее – постельная сцена матери и чужого мужчины и обиженные вопли отца за дверью квартиры – произвело неизгладимое впечатление. Можно сказать, что с того момента мальчик стал воспринимать жизнь как месть матери. Тогда-то он и появился, этот насмешливый, полный яда и вместе с тем беспомощности взгляд, от которого Миле всякий раз становилось не по себе. Тогда же и треснули ее отношения с сыном. Да, собственно, много чего произошло с того момента. В первом классе у сына появились порно-карты, потом порнофильмы. Потом засосы на шее и табуны девчонок, желающих провести время с самым крутым мальчишкой их двора. Потом требовались деньги им же на аборты и лечение в КДН…
Милу Мирон категорически перестал слышать и слушать, ее замечания воспринимал как посягательство на личную жизнь и непременно напоминал о том вечере, когда в одно мгновение перестал быть ребенком – любимым и любящим. Ответом на любое замечание матери теперь стала равнодушная спина.
Где-то в 13 лет Мирон впервые повысил на мать голос, когда она попыталась запретить ему бежать в компьютерный клуб, где он в промежутках между изучением девчоночьих тел в Интернете зависал с ребятами, играя в виртуальные бои, кого-то сладострастно убивая, расчленяя, уродуя.
– Ты живешь в кошмаре! – орала на него Мила, пряча ключ от входной двери. – Ты понимаешь, что из тебя может вырасти насильник, убийца? Тебе надо учиться, сегодня без хорошего образования человек ничего не добьется, он просто никому не нужен!
– Тебе я давно не нужен, – отрезал Мирон, полоснув по матери тем холодным, циничным взглядом, который впервые Мила заметила у него в момент пребывания в постели с Олегом…
С годами Мирон из чахлого ларингитника с диким лающим кашлем превратился в крутого мускулистого прожигателя жизни, в неуправляемого самца, каким Мила категорически не желала видеть сына.
Муж месть Милы воспринял своеобразно. Он просидел всю ночь под дверью, двинул в челюсть вышедшему утром из квартиры Олегу, пообещав его убить, потом вошел в квартиру и…. начал жить так, словно ничего не произошло. То есть, сам по себе. Как квартирант, который вынужденно отстраненно-вежливо общается с хозяйкой жилья по имени Мила и по странному стечению обстоятельств – его «однофамилицей». Она расценила это как его слабость и приняла негласное соглашение «жить ради ребенка», который рос проблемным и словно чужим. Милой двигал обычный страх не управиться с сыном, если не дай бог, что-то случится серьезное. В конце концов, почему это серьезное должно упасть на плечи только ей? Пусть папаша тоже почешет репу, когда гром грянет…
Что же до Олега, то он сошел с небосклона Милы так же неожиданно, как и взошел на него. Он быстро понял, что главное препятствие в их с Милой отношениях – ее сын Мирон, который становился агрессивным и истеричным всякий раз, когда Олег приходил к ним в дом или встречался на улице. «На тебе я бы женился с радостью. Но твой сын всегда будет стоять между нами. А вместе с ним