я ездила по субботам домой и трижды возвращалась утром воскресенья почти не выспавшаяся. Проболтать всю ночь с Ксюхой – святое дело. Особенно после того, как на пороге квартиры появлялся Левка. Приходил, мялся, бормотал что-то невнятное и нелепое, извинялся, но единственный номер, занесенный в черный список в моем телефоне, так и оставался Левиным. Я никак не могла понять, что именно произошло и стало переломной точкой в моем отношении к нему, но кроме будничного: « Привет. Зачем пришел? У меня все нормально. Пока» сказать ему не могла. Он вдруг резко стал каким-то скучным и неинтересным, раздражающим одним своим присутствием и отнимающим время, которого у меня и так было мало – в половину одиннадцатого, стоило только раздаться звонку телефона, я молча уходила в свою комнату, оставляя Ксюху и всю нашу компанию. Никому ничего не объясняя и не вдаваясь в подробности. Оксанка и так все знала, а остальные вряд-ли смогли меня понять. Поэтому, для всех это был стандартный для заказчика звонок с целью проконтролировать, не более того. А для меня… Омут, в который засасывало с каждым днём всё сильнее. И лишь в последний день в «Сосновом», ощущая плотную шершавую бумагу конверта в руке, я впервые отчетливо осознала, что заигралась. А завтра вечером уже никто не позвонит узнать о том, как прошел день у Люцифера. И у меня. От этого на глазах наворачивались крупные слезы, которые я даже не пыталась скрыть – они появились после того как Фаина меня обняла на прощание, а ретривер, до этого бегающий за мной хвостиком, непонимающе заскулил.
– Пока, Лютик, – шмыгая носом сказала я и пошла к машине, ждущей меня у лестницы.
Назвала адрес водителю, помахала рукой в окно и разревелась. «La Familia» – это семья. Моя маленькая семья, и сегодня в ней просто стало чуточку тоскливо.
– Левка опять приходил, – негромко вздыхает Оксанка, разливая в бокалы вино.
Как-то не сговариваясь мы обе решили, что сегодня нужно немного напиться. Ксю купила одну еще вчера вечером, а я попросила таксиста остановиться у гипермаркета и быстро сбегала за двумя бутылками – настроение требовало утопить грусть и тоску.
– И что ему нужно? – спрашиваю и делаю жадный глоток.
– Спрашивал когда ты возвращаешься.
– А ты что?
– Сказала, что не знаю, – Ксю забирается с ногами на диванчик и долго вертит свой бокал в руке. – Алис, это конечно не мое дело, но…
– Он меня бесит, Ксю! Просто бесит! – отрицательно мотаю головой в ответ, прекрасно зная к чему она клонит. – Не хочу его видеть.
– Как знаешь. Я только хотела уточнить, что ему говорить. Может ты ему позвонишь и все сама скажешь?
– Бесполезно. Уже говорила, – допиваю оставшееся вино и тянусь за бутылкой. Кроме развязавшегося языка нет никаких симптомов опьянения, и я словно тороплюсь это исправить. – Лучше расскажи, что у вас с Полуниным. Хоть какие-то подвижки есть?
