Прекрасно эссе «Александр Вертинский», как по фактуре, так и по языку. На всём протяжении – боль, трагедия дворянского класса, к которому по происхождению принадлежит Ирина Антонова. Мир подлинных интеллигентов, рухнувший и в прежнем своём состоянии не существующий больше. Трагические коллизии собственной жизни и жизни родных и близких ей людей, с утайкой принадлежности к дворянскому роду, потерей положения в обществе от рождения и навсегда, связывают автора с памятью о Вертинском – таким же символом, как память о старой, порушенной, поникшей Тарусе, в тисках «новых русских» утратившей лик… С глубинною болью звучат строчки Вертинского, Северянина и поэта наших лет Смелякова, емко и полнокровно отразившего влияние искусства Вертинского:
Я могу смеяться над его искусством,
Я могу заплакать над его тоской…
Говорят, о чём бы ни писал писатель, он так или иначе пишет о себе. Всё прозаическое творчество Ирины Антоновой (и поэтическое тоже!) сплошь автобиографично, даже если главным героем выступает девочка («Именины бабушки»). То же – в новеллах «Архиповна и Настя», «Полон мир теплом, стрекозами…» и др. (Последняя – поразительно проникновенный художественный документ о паре дворянского рода в условиях рухнувшей культуры; о роли этой семьи в эстетическом воспитании автора). Всё это – картины её детства или случаи из последующей жизни. По жанру – художественнодокументальные новеллы, часто с преобладанием художественного. Случай становится предметом повествования, всплывшая в памяти картина – его сюжетной основой.
Так, рассказ «Море» состоит из ряда самостоятельных миниатюрных новелл, каждая из которых могла бы существовать и отдельно. Часть истории её детства, случаи, случаи, случаи…
Разновидностью в этом плане смотрится мемуарное эссе «Магия притяжения» – о поэзии в доме детства автора. О влиянии на неё таких разных и даже диаметрально противоположные по отражению мира поэтов, как Мей, Майков, Тютчев, с одной стороны, и крестьянский поэт Пётр Орешин, иронически мудрый Саша Чёрный – с другой. Поэзия, классическая опера, романсы проходят через жизнь автора; влияние их – на всём её творчестве…
В заключение нельзя не сказать об особой роли эссе памяти поэта Валентина Терещенко – «Был я весь, как запущенный сад…» С талантливым этим поэтом автор прожила жизнь, он был её спутником и вдохновителем. Трогает, что его много лет нет в живых, а Антонова бережно хранит дорогую ей память о нём и умело подаёт его творчество…
Труд Антоновой побуждает задумываться о судьбе современной России. Такая книга нечаста в смутное время олигархов, с господством любительщины и опошлением вкуса. С низведением и уничтожением культуры. В этом значимость книги Ирины Антоновой, её роль.
Глохнет от птичьего гомона
Лесом поросший погост,
Ивы, грозою поломанной,
Остов чернеет, как мост.
Ближе просторы любимые,
Яркого солнца пятно,
Звонче тарусского имени
Прошлому знать не дано.
Ивы укажут плакучие
Ту же тропу в Велегож.
Полдня дыхание жгучее,
Словно забвение, пьешь.
Берег. Мальков мельтешение.
Неизъяснимый покой.
Лиц дорогих отражение
Быстрой уносит рекой.
Кромку минуя песчаную,
Лечь бы на водную гладь,
Прошлого призрак растаявший
Вплавь попытаться догнать.
Именины бабушки
В те давние времена, когда мир за окном виделся не замутнённым, а ярким и чётким, как переводная картинка, долгожданное лето пахло шиповником, а от чистого морозного воздуха захватывало дух, на окраине Москвы в сером четырёхэтажном доме, построенном пленными немцами, жила семья. Жизнь маленькой девочки с её нехитрым ежедневным укладом чем-то напоминала привычное и монотонное жужжание швейной машинки. И только праздники вносили яркие краски. Сегодня именно такой день: 17 декабря, святая Варвара. Бабушка, как все старые люди, отмечала не дни рождения, а именины.
Мама сидит перед зеркалом, пудрит лицо и подкрашивает губы. Папа читает газету.
Девочка понимает