– Как это, бабуля? – её внучка Наина – девчушка двенадцати лет, широко распахнула и без того огромные глаза.
– А так вот и есть. Оборотень зверя обретает в тот момент близости и знак ведьмы, что того зверя ему дала, на запястье. А мы, ведьмы, народ вольный. Можем принять его, а можем и не принять. Кто ж его знает, девочка, отчего это зависит? Не у многих, ох, далеко не у многих ведьм появляется знак избранника на руке.
– И что же это значит, бабуля? – Наина тоже не сидела без дела, она пряла пушистую кудель.
– А то и значит, что не её это мужчина! А он-то уже привязан. Раскроются глаза у ведьмы, и придётся выбирать, жить ли век с нелюбимым, или бросить его и уйти. Тяжко вольной ведьме на привязи-то жить.
– Уйти, чтобы найти любимого? – с надеждой спросила внучка.
– Может, и так. Только зверя ведьма ему уже не даст. Неинтересна она для молодых будет.
– И что же тогда?
– Сложнее тогда во сто крат счастье найти своё, Наюшка. Может, прибьётся к какому берегу та несчастная, а, может, и одна век свой ведьмовской вековать будет. Помни одно, многое в руках прародителя нашего многоликого, но и сами должны мы постараться, чтобы счастье своё найти. Не свалится оно само собой на голову.
– Бабуль, но ты же жила одна. И мама у тебя родилась, и я потом. И что? Ты была несчастна?
– Тьфу на тебя! – осерчала старуха. – Не обо мне сейчас речь! Запомни, крепче всего в своей жизни запомни мои слова – только тогда отдавай невинность избраннику своему, когда будешь видеть, что иначе жизнь твоя остановится.
– Бабуль, ты что-то видишь да? Скажи, почему ты так боишься меня отпускать в большой мир?
– Ничего я не вижу! – недовольно проворчала старая ведьма, даже ногой притопнула. – Как я увижу, коли внучка кровная ты мне? Знать уж давно пора тебе, что ни своё будущее, ни потомков своих не может ведьма видеть! Напридумывала всякого, глупая девка! Беги ещё дров принеси, вон, как ветер в трубе завывает!
Наина залезла в тёплые валенки, накинула старенький кожушок и выбежала во двор, где под навесом с лета были заготовлены сухие дрова. Обрадованный ветер, в одиночестве гоняющий колючие снежинки, с радостью бросился ей навстречу. Кинул в лицо холодную горсть, по-хозяйски забрался под полы ветхой одёжки, сорвал тёплый платок и принялся трепать толстую девичью косу. Но не проказы зимнего ветра волновали в данный момент девчушку. Ловко набирая в охапку сухие берёзовые полешки, думала она совершенно о другом. Что же это получается? Баб Тора говорит, что не может ведьма видеть будущее кровных своих потомков. А предков? Маму да, она не видит. Но мамы и нет давно. А вот будущее бабули… Сейчас полоса её жизни зелёная, а вот весной, когда солнышко уже растопит на речке лёд, видится та полоса красной, и чем ближе к лету, тем становится темнее, пока не почернеет совсем. Навсегда. Самая короткая ночь этого лета для неё будет последней.
***
Умерла старая ведьма тихо и спокойно. В самую короткую ночь в году. Наина до последнего держала её сухую сморщенную ладонь в своей. Перед самой смертью бабушка Тора раскрыла глаза, последний раз глянула на внучку и произнесла странные слова:
– Незабудки. Хороший выбор.
Рука, до этого частенько ласкавшая, а иногда и отвешивающая обидные шлепки, стала тяжёлой. Наина осталась одна. Дядька Пакрат, дальний их родственник, как и было договорено заранее, помог с погребением, и сам довёз Наину до ближайшего городка со странным названием Перчик, откуда шёл обоз прямиком до Рагасты. Он несколько раз бросал задумчивые взгляды на котомку, что девочка брала с собой, но всё же совесть и страх перед пусть молодой, но ведьмой, пересилили жадность, и он не стал проверять, что же она берёт с собой. И то верно, достаточно того, что ему остаётся их с бабулей домик. Семья у дядьки была большая, пора было отселять взрослых сыновей. Хотя…
– Ты ж, милая племянница, знай. Мы завсегда будем рады твоему возвращению. А то и вовсе оставайся, лишним ртом не будешь. Чего тебе в тех столицах делать? Одни балбесы да лоботрясы там. Будут