Многое напоминает о нем. Вот в выдвижном ящике письменного стола в картонных цветных коробочках с ранних лет собранные им камешки, значки, старинные монеты, рыболовные крючки, брелоки, гаечки, проволочки… «Вытряхнул бы ты весь этот мусор, сынок!» – поругивал я его. Сейчас всякая из этих мелочей – частица сына. Все он брал в руки. Во всем – его тепло. Его – дыхание, настроение, характер. Вот в ванной крючок для полотенца, когда-то мною прикрученный на метровой высоте от пола. Для малышей. Алеша так привык, что пользовался им до последней поры.
В зале передний угол – Алешин. На журнальном столике стопками его документы, студенческие тетради, блокноты. Здесь же шахматы, альбом с фотографиями, видиокассета с записью со школьного выпускного бала («Алеше вручают Похвальную грамоту»; «Алеша читает стихотворение»; «Алеша танцует теперь уже с бывшей одноклассницей…»); ваза – с живыми цветами; икона Божьей Матери с Младенцем. Ниже, на полочке, его «дорожная» одежда. В бирюзового цвета пакете уложенные Алешей перед отъездом (про запас) туалетное мыло, скотч, коробочки спичек, бельевые прищепки, новая зубная щетка, голубая расческа (я подарил ему свою), пузырек с мазью календулы, марля для утюжения, пластмассовый будильник (при аварии раскололся). На ковре – гантели: пара детских по пятьдесят граммов и пара юношеских по пять килограммов.
В кухне его тарелки, бокал, вилка, ложка… В лоджии – его удочка, ласты, маска для подводного плавания. В нише – его обувь, куртка, шарф, фуражка… В шифоньере – новый костюм… В подвальной кладовке – велосипед, гора детских игрушек.
Куда бы ни пошел, везде – он: в лицах глазах знакомых людей, в оживленной суете улиц, воскресного рынка; в цветах, лучах, росах, ветерке околицы, поля, леса, речки. По-прежнему земной, близкий, любящий. …Сготовлю что-нибудь вкусное: вот бы Алеша скушал!
Увижу цветущую черемуху: вот бы Алеша полюбовался!
Услышу пенье жаворонка: вот бы Алеша послушал!
Встречу красивую девушку: