Глава первая
И тут невидимый враг нанес удар по светилу.
На голубоватой поверхности солнца образовалось темно-багровое пятно, медленно, но заметно пульсируя, пятно это распространялось по поверхности звезды, наконец, звезда выстрелила во все сторонами огненными и жгучими протуберанцами, корона ее яростно закипела. Волна раскаленной плазмы устремилась в стороны, выжигая и превращая в пульсирующие шарики окружающие звезду планеты.
Все кончилось быстро. Огненная волна накатилась на окружающее пространство и откатилась назад, звезда изменила свой цвет – теперь она была багровой, и по поверхности ее гуляли черные пятна. Да и сама звезда перестала быть таковой. Она вытянулась, превращаясь в эллипс, потом в центральной части эллипса обозначилось сужение, словно в пространстве делилась гигантская амеба.
Дрожащие капельки, еще недавно бывшие планетами, стремительно притягивались к бывшему светилу, разделившиеся багровые части звезды вновь медленно сходились воедино; темнея, звезда сливалась с окружающим пространством, несколько лет – и на месте звезды образуется еще одна черная дыра, появление рядом с которой окажется гибельным для всех созданий Вселенной, ведь, захваченные выросшим притяжением невидимой звезды, они превратятся в энергию, чтобы питать ее все возрастающую мощь.
– Впечатляет, – отворачиваясь от экрана, подвел итог Армстронг. – Такому оружию нам нечего противопоставить. Противник, разрушающий звезды, слишком серьезен, чтобы мы вели с ним успешную войну.
– Именно так погибли цивилизации ориан, скуттеров, линдов, – сказал Брызгин. – Этот враг не ставит ультиматумов, он не требует ничего, он просто появляется неожиданно и гасит звезды. С ним невозможно договориться, никто не знает, где его можно найти и как к нему обратиться.
Армстронг удивленно поднял редкие брови. Его бледное абсолютно лишенное растительности лицо осталось невозмутимым. Двести прожитых лет научили Армстронга выдержке. В начале своей научной карьеры, до того как стать звездной величиной, Армстронгу довелось немало полетать к планетам-гигантам Солнечной системы на несовершенных изотопных планетолетах.
– Собственно, почему все решили, что это агрессор? – задумчиво спросил Армстронг. – Не проще ли предположить, что мы имеем дело с обычным физическим явлением космических масштабов? Сравнительные характеристики погибших звезд, разумеется, уже подобраны. Кто-нибудь изучал их? Нет ли у всех звезд чего-нибудь общего?
– Общее у всех звезд одно, – сказал Брызгин. – Все погибшие системы являлись стабильными, и не было ни малейшего намека на их возможную гибель. Линды в астрофизике намного обогнали нас, но и они не проявляли никакого беспокойства. А в результате – нет больше цивилизации линдов, только несколько экипажей космических кораблей, высадившиеся на космодромы Содружества после гибели их собственной системы. Представляете, что это значит – пережить собственную цивилизацию, потеряв не только близких и родных, по сути дела потеряв смысл самого существования?
– Знаю, – сказал Армстронг без улыбки. Бледное лицо его оставалось бесстрастным. – Я уже бывал в колонии на Эль-Ди.
Колония на планете Эль-Ди была создана Содружеством для таких, как уцелевшие линды. На планете в системе Сириуса проживало несколько тысяч разумян, потерявших свои цивилизации. Содружество помогало им всем чем могло, но не могло помочь справиться с бедой. Сочувствие здесь было излишним. Колонисты с Эль-Ди не просто лишились всего, они потеряли нравственную опору – ни социума, ни религии, ни философии, созданной их народами, больше не существовало, а те обрывки знаний, которые колонисты еще сохраняли, стали бессмысленными. Армстронг даже не представлял, как продолжали жить эти люди, сам он никогда бы не смог жить, зная, что Солнца и Земли больше нет, что вместо зеленой его родины где-то в космическом пространстве черным невидимым пауком таится черная дыра, скрывающая за горизонтом событий все следы однажды случившейся трагедии.
С затаенной печалью он поглядывал на Брызгина. Андрей Брызгин был молод, ему еще не исполнилось двадцати пяти лет, поэтому прибегать к услугам геноинженеров, чтобы законсервировать свой возраст, ему еще было рано. Обычно к услугам генотехники прибегают лет в тридцать, тридцать пять, потому и Земля выглядит теперь так молодо, да и в колониях ее людей, подобных Армстронгу, почти не осталось. После шестидесяти лет мало кто консервировал свой возраст, психологически это оказалось неприемлемым для большинства землян. А в более ранние годы генотехника, к сожалению, таких успехов не достигала. Здоровье подправить – пожалуйста, биоблокаду установить, избавив людей от тысяч болезней, – тоже запросто, но старость оказалась не слишком податливой, ее удалось победить всего столетие назад. Армстронг рискнул, ему было очень интересно жить, слишком много оказалось во Вселенной неразрешенных загадок. Он рискнул и получил дополнительный срок. Но не молодость, хотя и это, говорят, было вполне возможным, только вот жизнь Армстронга уже устоялась, и менять ее на молодость он не желал. «Консервативность, – с неожиданным огорчением подумал Армстронг. –