Недоброжелатели называли почтенную даму старой интриганкой. Но баронесса считала, что это слово не в полной мере описывает ее способности. Если уж говорить со всей откровенностью, то вернее будет – профессиональная интриганка. И профессиональная настолько, что в прошлом месяце играючи расстроила свадьбу, призванную породнить две сильные монархические династии. Не бесплатно, конечно. Лукреция знала себе цену.
К несчастью, цена эта нисколько не смутила незнакомца, на западный манер назвавшегося ей Вольфгангом. Ну как тут откажешь, когда младшая внучка на выданье, а непутевый сын пристрастился на старости лет к картам?
«Молодой волк обманул старую лису», – с неудовольствием констатировала пожилая дама.
Сани внезапно остановились, дверца распахнулась, впустив ворох пушистых снежинок, и внутрь заскочил упомянутый выше северянин-«гусар».
– Добрый день, леди Лукреция! – радостно воскликнул он, стряхивая с себя комья снега. – А на улице-то распогодилось!
– Добрый день, – сухо ответила баронесса. Если это распогодилось, то вполне возможно, что обратное путешествие придется отложить до весны.
Лукреция еще раз оглядела своего спутника, будто желая удостовериться, что представившийся ей на балу шикарно одетый бравый «гусар» никуда не испарился за прошедшие несколько недель. Да, камзола, перегруженного золотой вязью вышивки, не было, но высокий рост, светлые волосы и тяжелые надбровные дуги с густыми бровями никуда не делись. Ну хоть смотреть будет приятно. Лет после пятидесяти Лукреция стала воспринимать красивых мужчин именно так – как картины или статуи, не больше.
И все же странно, откуда северянин взялся посреди пустой заснеженной дороги? Ведь не с ветром же прилетел? Хотя кто его знает.
– Нам осталось совсем немного до города, – успокоил спутник баронессу. – А там согреетесь.
Как бы между делом он потрогал печку, прошептал пару слов, и в санях стало будто бы теплее.
– Вольфганг… – начала было Лукреция.
– Здесь друзья зовут меня Вольга, – перебил ее «гусар». – Это ваши соотечественники что только не вытворяют с моим именем. Не удивлюсь, если в следующем моем путешествии меня вообще станут звать Вольфом или Вульфом. Ар-р-р!
Вольга совсем по-мальчишески оскалил зубы, очевидно изображая волка. А впрочем, для баронессы он и был мальчишкой лет тридцати – тридцати пяти.
В город они въехали довольно неожиданно. Вот только что вокруг не было ничего, кроме бескрайней белизны, и вдруг – то по одной стороне, то по другой – из сугробов стали выныривать покатые крыши, резные коньки, заборы, калитки, колодцы, сады. И чем дальше, тем выше становились дома, шире окна, затейливее резьба, а вместо коньков на крышах появлялись невиданные звери и птицы.
Лукреция, сама того не замечая, придвинулась поближе к стеклу. Там, за окнами саней, проносилось что-то вроде ярмарки. Праздник? Весь народ разодет ярко, аж в глазах рябит. Мужчины в меховых шапках, разноцветных кафтанах, подпоясанных у кого ремнями с чеканными пряжками, у кого вышитыми кушаками с бахромой. Люди крепкие, рослые; у парней широченные плечи, девушки – полногрудые, с тонко затянутым станом, щеки пышут румянцем, а яркие юбки только что не горят на фоне белизны снега.
Баронесса почему-то тут же представила, как выглядит со стороны: маленькая востроносая старушка с хрупкими птичьими косточками, по самые глаза закутанная в серое меховое манто.
– У вас какой-то праздник? – спросила она Вольгу, который все это время внимательно наблюдал за ней.
– У нас каждое воскресенье праздник, – ответил он непонятно.
Лукреция промолчала и лишь плотнее закуталась в мех. Эта страна одновременно пугала ее и притягивала.
Они остановились далеко от центра города, перед деревянными хоромами, один размер бревен в срубе которых внушал невольное уважение. Представить, что где-то и когда-то росли такие исполины, было практически невозможно. Баронесса только ступила из саней, как тут же оказалась по колено в снегу. Не дав ей даже вскрикнуть, Вольга неожиданно легко вынул гостью из сугроба и посадил себе на плечо, будто она была молоденькой девушкой, а то и вовсе ребенком. Лукреции ничего не оставалось, как только выпрямиться и с достоинством перенести щекотливый момент. Баронесса не позволяла себе терять лицо ни при каких обстоятельствах. Кто знает, может, у северных варваров принято именно так обращаться с гостями? Хотя чутье подсказывало, что Вольга просто не захотел, чтобы гордая аристократка утонула в снегу.
Так она и въехала в этот громадный резной дом: сквозь сад, засыпанный снегом, касаясь головой раскидистых еловых лап, верхом на гостеприимном хозяине. Северянин отпустил гостью только на крыльце. Наверно, из тех соображений, что негоже будет, если дама стукнется головой о притолоку.
Лукреция невозмутимо поблагодарила