Лидия погрузилась было в грустные раздумья, но тут ей неожиданно пришло в голову: боже, ведь она наконец свободна!
Она все никак не могла этого осознать, поверить в известие, которое только что сухо, по-солдатски прямо сообщил ее деверь.
– Сегодня утром Дональд умер, – отчеканил тот в телефонную трубку. – Организацию похорон беру на себя. Они состоятся в пятницу. Подробности сообщу позднее.
Дональд умер!
Если быть до конца честной с самой собой, не кривить душой, следует признать: она уже давно этого ждала. И все же теперь, когда этот миг настал, она могла вспомнить мужа лишь в тот день, когда впервые увидела его почти семь лет тому назад – высокий, подтянутый, он смотрел на нее с высоты своего немалого роста.
«Какой красавец!» – подумала Лидия в первые секунды знакомства, когда их представили друг другу и Дональд задержал ее руку в своей чуть дольше положенного приличиями.
Период ухаживания был недолгим. Всего через два месяца после их первой встречи Лидия уже шла к алтарю в маленькой, сложенной из серого камня деревенской церкви. Так она стала женой Дональда Брайанта. И сейчас она вспоминала первые недели их супружеской жизни – вернее, они промелькнули перед ее мысленным взором как череда счастливых мгновений. Вот Дональд плывет рядом с ней в лазурных водах Средиземного моря. Вот они загорают на нагретых жарким солнцем камнях. Смеются над ее неловкими попытками освоить катание на акваплане. Вот он обнимает ее – властно и страстно, как требовательный любовник.
Она любила его, однако к ее чувству всегда примешивался привкус страха, причем не только из-за разницы в возрасте, как считали ее подруги, – семнадцать лет – разница существенная, – но и потому, что в нем было нечто такое, что заставляло ее съеживаться, отстраняться от мужа – даже в самые интимные и страстные мгновения.
В том, что касалось физической близости, любая девушка сочла бы Дональда чересчур страстным, если не сказать необузданным.
Едва миновали первые сладостные дни медового месяца, Лидия поняла, что, хотя она действительно любит мужа, во многом Дональд по-прежнему остается для нее чужим, человеком, которого она скорее боится, нежели понимает.
В его поведении с самого начала было немало странностей, вспоминала она теперь, но лишь со временем дали о себе знать приступы головной боли.
Постепенно они делались все сильнее, за ними следовали периоды раздражительности, упадка духа и беспричинных придирок к жене, и в конце концов Дональд изменился до неузнаваемости. В нем почти не осталось ничего человеческого. Он превратился в чудовище, при виде которого ей от ужаса хотелось сжаться в комочек и забиться в самый дальний угол, лишь бы не попадаться ему на глаза…
Медленно, словно пробуждаясь от ночного кошмара, который все еще владел ею, Лидия прошла через холл и открыла дверь, ведущую в гостиную.
Шторы не были задернуты и не скрывали от глаз унылый, дождливый пейзаж, однако в камине, наполняя комнату теплым, приветливым светом, ярко пылал огонь.
Казалось, она снова слышит мягкий голос доктора, сообщающий ей вердикт, вынесенный лондонским светилой после долгого и тщательного обследования.
– Ваш супруг получил на войне легкое ранение, миссис Брайант, – сказал тогда врач. – Оно показалось хирургам столь незначительным, что его решили не отправлять в тыл, а сочли возможным лечить в полевом госпитале и даже признали годным к дальнейшей службе. Но осколок шрапнели сместил небольшую кость, и это стало причиной нынешних осложнений.
Заметив, как потухла надежда на побелевшем лице Лидии, врач добавил:
– Простите, но уже ничего сделать невозможно.
Вряд ли доктор тогда понимал, что приговаривает молодую женщину к жизни, полной страданий. Дональд не единожды погружался в безумие, и Лидии оставалось лишь терпеть эти страшные муки.
Ее терзал кошмар ожидания, при каждом расставании она мучительно пыталась представить – каким он будет, когда они встретятся вновь.
Иногда на три-четыре недели к ней возвращался прежний Дональд – обаятельный, тактичный, – но затем первые признаки безумия, вызывавшие у Лидии нешуточные опасения, вновь давали о себе знать. Дрожащие пальцы, чрезмерное возбуждение, яростные перебранки с прислугой, нелепые подозрения насчет соседей и всех, с кем ему приходилось общаться.
Весь день напролет Лидия жила в постоянном напряжении и страхе и часто уединялась у себя в комнате, вознося молитвы Всевышнему:
– Господи, сделай так, чтобы все прошло – раз и навсегда. Не допусти, чтобы ему стало хуже!
Увы, периоды спокойствия вновь сменялись бурей. Сердитый голос, повышенный тон, грубость, насилие и как следствие – раскаяние и слезы. Год проходил за годом, и в душе Лидии росла неприязнь,