Такой успех едва не вскружил мне голову, но Уильям Джемс – тот самый, который более ста лет назад заложил основы американской психологии, – не дал мне сбиться с пути. Он вовремя напомнил о том, что нужно всегда оставаться реалистом и пытаться «оценить стоимость правды в звонкой монете эмпирики». Наличная ценность, в которой так нуждались мои студенты, измерялась не в твердой валюте, не в объемах успеха и почестей, а в том, что я позднее стал называть «всеобщим эквивалентом», поскольку это и есть та конечная цель, к которой устремлены все остальные цели, – то есть счастье.
И это были не просто отвлеченные лекции «о хорошей жизни». Студенты не только читали статьи и штудировали научные данные по этому вопросу – я еще просил их применять пройденный материал на практике. Они писали эссе, в которых пытались побороть страхи и размышляли над сильными сторонами своего характера, ставили перед собой амбициозные цели на ближайшую неделю и на ближайшее десятилетие. Я призывал их рискнуть и попробовать найти свою зону роста (золотую середину между зоной комфорта и зоной паники).
Лично я не всегда был способен найти эту золотую середину. Будучи от природы застенчивым интровертом, я чувствовал себя более-менее комфортно, когда проводил семинар с шестью студентами. Однако в следующем году, когда мне пришлось читать лекции почти четыремстам студентам, это, конечно же, потребовало от меня изрядного напряжения. А когда на третьем году моя аудитория более чем удвоилась, я не вылезал из панической зоны, особенно с тех пор, как в лекционном зале стали появляться родители студентов, их бабушки и дедушки, а потом и журналисты.
С того дня, как газеты Harvard Crimson и Boston Globe растрезвонили о популярности, которой пользуется мой лекционный курс, на меня обрушилась лавина вопросов, и так продолжается до сих пор. Люди на себе ощущают реальные результаты этой науки и не могут понять, почему так происходит.
Чем можно объяснить бешеный спрос на позитивную психологию в Гарварде и в других университетских городках колледжа? Откуда взялся этот растущий интерес к науке о счастье, который стремительно распространяется не только в начальных и средних школах, но и среди взрослого населения? Не потому ли, что в наши дни люди сильнее подвержены депрессии? О чем это свидетельствует – о новых перспективах образования в XXI веке или о пороках западного образа жизни?
В действительности наука о счастье существует не только в западном полушарии, и зародилась она задолго до эпохи постмодернизма. Люди всегда и везде искали ключ к счастью. Еще Платон в своей Академии узаконил преподавание особой науки о хорошей жизни, а его лучший ученик Аристотель основал конкурирующую организацию – лицей – для пропаганды собственного подхода к проблемам личностного развития. За сто с лишним лет до Аристотеля на другом континенте Конфуций переходил из деревни в деревню, чтобы донести до людей свои наставления о том, как стать счастливым. Ни одна из великих религий, ни одна из универсальных философских систем не обошла стороной проблему счастья, и не важно, говорим мы о нашем мире или о загробном. А с недавних пор полки книжных магазинов буквально ломятся от книг популярных психологов, которые к тому же оккупировали огромное количество конференц-залов по всему миру – от Индии до Индианы, от Иерусалима до Мекки.
Но при всем том, что обывательский и научный интерес к «счастливой жизни» не знает границ ни во времени, ни в пространстве, наша эпоха характеризуется некоторыми аспектами, неизвестными прежним поколениям. Эти аспекты помогают понять, почему спрос на позитивную психологию в нашем обществе столь высок. В Соединенных Штатах на сегодняшний день[1] количество депрессий в десять раз выше, чем это было в 1960-х годах, а средний возраст наступления депрессии – четырнадцать с половиной лет, тогда как в 1960 году он составлял двадцать девять с половиной лет. По результатам опроса, недавно проводившегося в американских колледжах, оказалось, что почти 45 процентов студентов «настолько подавлены, что им стоит большого труда справляться со своими повседневными обязанностями и даже просто жить». Да и другие страны практически не отстают в этом от Соединенных Штатов. В 1957 году 52 процента жителей Великобритании заявляли, что они очень счастливы, тогда как в 2005 году таковых нашлось только 36 процентов, и это несмотря на то, что на протяжении второй половины столетия британцы утроили свое материальное благосостояние. Наряду с быстрым ростом китайской экономики стремительно растет число взрослых и детей, которые страдают от нервозности и депрессии. Как заявляют в китайском министерстве здравоохранения, «состояние душевного здоровья детей и молодежи в стране