– Раньше я был полный, а теперь худой, – объяснил Санчо.
– И в книге написано, что Санчо Панса полный, – подозрительно заметил жених.
– Но потом я похудел.
– Когда же это с вами случилось? – поинтересовался отец.
– Недавно.
– Что-нибудь со здоровьем? – спросила мать.
– Горе у меня было. Неприятность. Беда.
Все закивали головами:
– Да…
– Да…
– Да…
Только Альдонса не сказала «да». Она была не то злая, не то сонная.
Отец сказал:
– Говорят, это был прекрасный человек.
– Цвет рыцарства, гордость Ламанчи, – подтвердил Санчо.
– Да и одной ли только Ламанчи!
Санчо с горечью произнес:
– Теперь, когда его нет, мир наполнится злодеями. Потому что все злодеяния будут оставаться безнаказанными.
– На улицу не выйдешь, – поддержала мать.
Санчо привычно проговорил:
– Смиренный со смиренными, гордый с надменными, он смотрел опасности прямо в глаза. Он не унывал в бедах. Он был влюблен ни в кого.
Мать не поняла:
– Вы изволили сказать, что он не был влюблен ни в кого?
– Он был влюблен ни в кого.
Отец обратился к жениху:
– Понял?
– Не понял.
Мать попросила:
– Если можно, скажите еще раз, Санчо, он не был влюблен или был влюблен?
– Разумеется, был.
– В кого же, интересно было бы знать? – съязвил жених.
– Ни в кого.
Отец начал гневаться:
– Ведь ясно, черт побери! Что ты привязался к человеку?
– А говорят, что в книге написано иначе.
– Владычицей его души была несравненная Дульсинея. Но она как бы была, но в то же время ее как бы и не было! Но он был верен ей и отвергал королев, императриц и всякого рода дам.
– Значит, она как бы и была? – продолжал язвить жених.
– Как бы и была.
– Но уж, во всяком случае, это была, наверно, знатная дама? – сказал отец.
– Она была бесподобна по своей родовитости. Ибо на благородной крови произрастает красота более высокая, нежели у низкого происхождения.
– Теперь тебе ясно? – спросил жениха отец.
– Почти что.
– Слава богу. Но что же мы не выпьем за знакомство? Такой человек, Санчо Панса – и не зазнался, пригласили – пришел. Теперь-то вас, наверно, все зовут. То никому не были нужны, а то всем понадобились!
Мать внесла бурдюк с вином и кроличий пирог. Санчо оживился.
– А вы уверены, что Дульсинея – знатная дама? – жених ядовито спросил, обращаясь к Санчо.
– Сказано же, к чему сто раз повторять? – свирепел отец.
– Ее знатность была видна на расстоянии арбалетного выстрела.
Жених заметил:
– Но ходят слухи, будто вы как-то застали ее за просеиванием зерна? Во дворе, как какую-нибудь затрапезную крестьянку?
– Да будет вам известно, что с нами всегда творились вещи, совершенно не похожие на те, что случались с другими странствующими рыцарями.
– С ними всегда творились такие вещи! – подхватил отец.
– Завистливые волшебники видели, что их козни и каверзы на нас не действуют, так они – что? Вымещали свою злобу на той, что была моему господину дороже всего. Вот они и превратили ее в крестьянку и принудили исполнять столь черную работу, как просеивание зерна.
– И замолкни. И пей, – повелел отец жениху.
– Еще вопрос. Почему эта Дульсинея называется Тобосская? – не унимался жених.
– Дульсинея Тобосская, это верно, так она называется, – сказал Санчо.
– Значит, она живет в Тобосо?
– Раз Тобосская, значит, в Тобосо, где же ей еще жить?
– Мало ли в Тобосо девушек. Не наше дело в этом разбираться, – возмутился отец.
– Но у такой знатной дамы должен быть дворец в Тобосо. Почему-то о нем ничего не известно, – настаивал жених.
Санчо был озадачен:
– Действительно, чем бы это объяснить?
– Это я вас спрашиваю, чем бы это объяснить?
– Дай человеку поесть, – вмешалась мать.
– Это жених нашей дочери. Дотошный парень, – обозлился отец.
– И все же прошу ответить на вопрос. Ибо это кровно меня касается. А также и всех остальных. Только все делают вид, что это их не касается. А я не хочу делать вид. Кто же такая эта знатная дама из Тобосо? Ее нетрудно здесь отыскать, – каменея, сказал жених.
– Как же ее отыщешь, если она была превращена в невоспитанную сельчанку! В заколдованную,