Степан Семенович Дубков и мои с ним разговоры. Иван Тургенев

/p>

      – Чего-с?

      – Знаете ли, что я думаю, глядя на вас?

      – Нет-с, не знаю – что такое-с?

      – Мне кажется, что вы притворяетесь.

      – То есть это как, например-с? Я притворяюсь?

      – А вот как. Вот уже с лишком месяц, как я с вами познакомился и каждый день разговариваю с вами, – знаете ли, что я от вас ни разу не слыхал ни одного теплого, доброго слова, такого слова, из которого я бы мог заключить, что у вас есть сердце, что вы верите во что-нибудь, любите что-нибудь…

      – Гм, – промычал С<тепан> С<еменович>, потупил голову и перенял чубук из одной руки в другую.

      – Послушать вас, так для вас все равно, что бы ни делалось на свете! Неужели же жизненный опыт довел вас до такого <…>? Я этому верить не хочу – и я скорее готов думать, что вы только прикидываетесь разочарованным человеком. Откуда бы у вас бралась жёлчь, если б вы бы точно ни в чем не принимали участия.

      – Гм, – повторил С<тепан> С(еменович>, – и видя, что я не продолжаю, отвернулся и плюнул в окно – Фанаберика, – промолвил он, утирая себе губы рукой.

      – Что такое?

      – Ф<анаберик>а-с, – повторил он, возвысив голос. – Всё, что вы изволили говорить-с, фанаберика-с. Это всё филозофия-с, – это хорошо для ученых-с, а не для нашего брата. Что же касается до жёлчи, то я вам скажу-с – у меня ее всегда было достаточно-с. Теперь я больше эдак бурой комплекции-с, а сызмала был я желт-с, как лимонная корка-с. Таким уж меня господь бог создал да матушка уродила. Это уж их было дело-с.

      – Но все-таки…

      – Теперь насчет любви-с, – перервал он меня. – Да что я буду любить, позвольте спросить-с? Какая из этого будет кому польза? Никому никакой-с. И притом я не знаю, почему это мне непременно надобно любить-с? Мне закон говорит: не крадь – и я не краду, а он мне не говорит – люби, мол. Нигде мне этого он не говорит-с.