Пес сидел справа от него на пассажирском сиденье, вывалив розовый язык из открытой пасти, и часто-часто дышал. Он походил на хозяина рыжей мастью и отсутствием аристократов в родословной. Придерживая руль левой рукой, Чувак пошарил правой под своим сиденьем и протянул собаке банку с пивом.
– Вдарим по пивку? Лучше теплое, чем вообще!
Пес спрыгнул с сиденья на пол и выжидательно посмотрел на Чувака.
– Ах да! – спохватился тот, открывая банку. – Извини, от жары у меня крыша поехала.
– У-у-у! – коротко взвыл пес, словно подтверждая, что его собственные мозги находятся в том же состоянии.
Встав на задние лапы и действуя передними, как руками, он принял банку, затем поднес ее к пасти и стал жадно, не отрываясь, пить пиво. Все это он проделал столь ловко, что ни капли жидкости не пролилось мимо. Когда банка опустела, пес удовлетворенно облизал пену, опустил банку на пол и снова устроился на сиденье.
– Может, врубим радио? – предложил Чувак, нажимая кнопку на передней панели.
В кабине раздался голос диктора, вещавшего каким-то необычайно загробным голосом:
– Вчера, в три часа пятнадцать минут пополудни, ядерный взрыв чудовищной силы уничтожил город Парадайз вместе с его жителями! По предварительным данным, никому не удалось спастись! В штате Аризона больше нет Парадайза! У нас с вами остался всего один рай, тот, что на небесах!
– Ну, нам-то с тобой повезло, Чампи, – заметил рыжий водитель. – Вовремя мы оттуда свалили. Мерзкий был городишко. Мы не сильно будем скучать по Парадайзу, верно, псина?
– Ав! – ответил пес и пошевелил ушами, словно отгоняя подобную мысль.
– Гораздо больше я скучаю по кондиционеру. Не вовремя он накрылся. Здесь жарче, чем в Гоморре и Нагасаки, вместе взятых… – сказал Чувак, переключая приемник на другую волну.
Но и на этой станции муссировали детали небывалого происшествия в Парадайзе.
– Наш корреспондент Эд Паравво находится сейчас, можно сказать, в самом эпицентре взрыва, там, где еще вчера бурлила жизнь и тысячи наших соотечественников готовились приятно провести вечер после трудового дня, а вместо этого…
– Им приходится трястись на шоссе, чтобы найти себе новое место жительства, – закончил фразу Чувак, снова переключая канал.
Здесь тоже речь шла об испарении Парадайза:
– Пока еще никто не взял на себя ответственность за это чудовищное, неслыханное злодеяние…
Человек и пес многозначительно переглянулись.
– А что я? Я тут при чем? – начал виновато оправдываться Чувак, хотя Чамп ни в чем его не обвинял. – Он сам взорвался.
Пес молча повернул голову вправо и принялся внимательно рассматривать бескрайнюю пустыню – однообразную, как меню фастфуда, и унылую, как физиономия старой девы.
– Не бойся, на нас с тобой не подумают, – примирительно сказал Чувак, бросив косой взгляд на партнера.
Из динамика донесся возбужденный голос очередного свидетеля уничтожения Парадайза:
– Зрелище и впрямь незабываемое, особенно если наблюдать с высоты! Я возвращался на аэродром, как вдруг справа от моей «цессны» начал с бешеной скоростью расти огненный цветок! Ощущение – не передать словами! Нет, страха не было совсем, только любопытство! Я даже не сразу догадался, что это мог быть взрыв или нечто в этом роде, я подумал, что…
– Что три косячка перед полетом – это перебор, – закончил предложение Чувак и ошибся.
– …дело рук террористов Усамы! – продолжил свой рассказ очевидец. – Но ему не удастся запугать свободолюбивый народ Америки! Не удастся навязать нам свою волю! Не получится…
– Сегодня кто-нибудь вообще транслирует музыку? Какую-нибудь – от классики до кантри? Можно подумать, что, когда Парадайз был цел, им кто-то интересовался!
– Ав! – согласился Чамп.
Он явно имел в виду, что никому не могло прийти в голову по доброй воле и в здравом уме интересоваться таким паршивым городком, как Парадайз.
После пятиминутной пробежки по каналам Чуваку все же удалось набрести на одну древнюю, как мир, песню:
Freedom is just another word for nothing left to lose,
Nothing don’t mean nothing…[1]
– Это поет Дженис Джоплин, Чампи.
Пассажиры трейлера начали раскачиваться