В небольшом саду прямо у корпуса с камерами растут подсолнухи, и так как я работаю здесь уборщиком, мне разрешен доступ в некоторые места, в которые другим заключенным вход запрещен. Одно из таких мест – клочок земли с подсолнухами. Недавно, придя туда, я увидел, что он просто кишит насекомыми – шмелями, пчелами, осами, божьими коровками, всякими жучками, пауками, стрекозами, слепнями, мухами… Кого тут только не было! Я смотрел, как они занимаются своими делами, и они меня завораживали все больше и больше. И хотя вокруг летали пчелы и иногда садились на меня, я не боялся, что они могут меня ужалить. Будто бы я сам стал подсолнухом, предлагающим пищу своим летающим и ползающим друзьям.
Я всегда спокойно относился к змеям, но пауки мне казались зловещими и опасными. Единственное взаимодействие с пауком, которое приветствовалось раньше мною, – расплющивание его газетой или ботинком. Но с тех пор как я обнаружил свою безголовость, не могу себе представить, как можно относиться к ним с такой неосознанной жестокостью.
Теперь я просто прогоняю их, если они оказываются в коридоре, который я подметаю. Если же я опасаюсь, что их могут убить другие, то переношу их в более безопасное место. Однажды, увидев паука «черная вдова» всего в нескольких дюймах от своего лица, я ощутил в груди прилив чувства. Однако это оказался не страх. Это было благоговение, типа того, которое можно испытать, если выйти из дома на заре и увидеть самый поразительный рассвет в своей жизни.
Вчера на листочке подсолнуха сидела цикада размером с мой большой палец. Другой заключенный – смотритель, ответственный за сад, – взял ее с листочка и понес в Управление, в шутку положив ее на стол, чтобы посмотреть, как отреагирует одна служащая. Она с ужасом отпрянула и если бы так не боялась подойти к цикаде поближе, то наверняка раздавила бы ее первым попавшимся под руку предметом. Все засмеялись, а смотритель отнес цикаду обратно на ее листик. Когда он ушел, я решил рассмотреть ее получше.
Из всех насекомых, которые попадались на моем жизненном пути, заползали на меня, кусали и жалили, забирались мне в волосы или в еду, это впечатляло самым странным образом. Сначала я посмеивался, потому что она напоминала мне одну из тех неповоротливых машин «седан» 1950-х гг. – своего рода двухтонный «бьюик» с крыльями. Однако чем больше я на нее смотрел, тем больше видел чудо ее экзотической красоты, замысловатую структурную изысканность ее прозрачных крыльев… Внезапно мысли остановились и осталось только Видение цикады. Не было никакого «я», которое видит нечто отличное от «себя», только цикада и листик, и никого, кто бы смотрел на них, – и затем, что было еще более странно, появилось смутное чувство того, что цикада смотрит сама на себя! «Как это возможно? – задал вопрос голос, возникший практически ниоткуда. – Что это такое, боже мой?!»
И кто мог бы ответить на такой вопрос? Я не знаю. Я знаю только, что никогда этого не узнаю. И все же, что бы Это