Эдуард фон Ранкен, врач
Миронов Григорий Иванович, подпоручик
Парень Гриша
Торговец
Отставной генерал с дочерью
Военные писаря
Сторож
Аннушка и Петр, служащие в номерах
Место действия – Москва;
время – вторая половина девяностых годов.
Действие первое
Воробьевы горы. Начало сентября; уже начинается золотая осень. Погожий солнечный день.
К краю обрыва подходят двое: Николай Глуховцев и Ольга Николаевна, девушка лет восемнадцати. Глуховцев в красной русской рубахе, поверх которой накинута серая студенческая тужурка, и в летней фуражке с белым верхом; девушка в легкой летней блузе с открытой шеей; верхнюю драповую кофту держит на руке ее спутник.
Останавливаются и восхищенно смотрят на далекую Москву.
Ольга Николаевна (прижимаясь плечом к Глуховцеву). Как хорошо, Коля! Я и не воображала, что здесь может быть так хорошо.
Глуховцев. Да. Воистину красота! День очень хорош. Ты погляди, как блестит купол у Храма Спасителя. А Иван-то Великий!
Ольга Николаевна (прищуривая глаза). Где, где? Я не вижу.
Глуховцев. Да вот же, направо… еще, еще немножко правей. (Берет обеими руками ее голову и поворачивает.) Видишь?
Ольга Николаевна. Какая прелесть! Колечка, а что это за маленькая церковка внизу, точно игрушечная?
Глуховцев. Не знаю. Так, какая-нибудь. Нет, положительно красота. И подумать, что отсюда смотрели Грозный, Наполеон…
Ольга Николаевна. А вот теперь – мы. А где мы живем, Колечка, ты можешь найти?
Глуховцев. Конечно, могу. Вот… вот… вот видишь церковку, их там еще несколько, кучкою – так вот немного полевее от них и наши номера. Как странно: неужели мы там действительно живем, в этом каменном хаосе? И неужели это – Москва?
Ольга Николаевна. Когда я смотрю отсюда, то я вижу как будто нас, как мы там живем; а оба мы такие маленькие, словно две козявочки… Как я тебя люблю, Колечка!
Глуховцев (рычит). Ррр-ррр-ррр…
Ольга Николаевна. Что ты?
Глуховцев. Хорошо очень. Черт возьми!.. Зачем все это так красиво: и солнце, и березы, и ты? Какая ты красивая, Олечка! Какая ты очаровательная! Какая ты ослепительная!
Ольга Николаевна. Разве?
Глуховцев. Я съем тебя, Оль-Оль. (Кричит.) Оль-Оль-Оль-Оль!
Где-то ответные голоса: «ау» и также «Оль-Оль-Оль»…
Ольга Николаевна (звонко). Оль-Оль-Оль! Что же они не идут?
Глуховцев. Конечно, мы тут остановимся. Красивее места не найдешь.
Ольга Николаевна. Я их немножко боюсь, Коля, твоих товарищей.
Глуховцев. Их-то? Вот нашла кого бояться.
Ольга Николаевна. А две барышни, которые с нами, – это курсистки?
Глуховцев. Да. Курсистки.
Ольга Николаевна. Той, которая в очках, я меньше боюсь: за ней этот – я не знаю, как зовут его, – ухаживает.
Глуховцев. Его зовут Физик.
Ольга Николаевна. Как смешно, Коля, когда влюбленные в очках. (Заглядывая ему в глаза.) А тебе не нужно, Коля, очков, чтобы меня рассмотреть?
Глуховцев. Телескоп нужен – звездочки рассматривают в телескоп. Нет, ты подумай, что это будет, когда луна взойдет.
Ольга Николаевна (восхищенно). А разве и луна еще будет?
Глуховцев. Заказана. Нет, объясни ты мне, пожалуйста, что это значит любовь? То не было ее, а то вдруг явилась; и сердцу так широко, так просторно, так солнечно и вольно, что как будто крылья выросли у него. Оль-Оль, родной ты мой человечек, звездочка моя, – я, ей-богу, счастлив!
Ольга Николаевна. Мне хочется на тебя молиться, Коля. Когда ты так говоришь, то сердце у меня замирает и падает, и падает, и падает…
Показываются студенты со свертками, с кульками. Все потные, усталые, фуражки на затылке, но очень веселые.
Мишка (басом). Оль-Оль-Оль-Оль! Куда вас черт унес? Аж взмокли, вас искавши.
Онуфрий (жидким тенором). Господа, Глуховцев – подлый ловелас: ограничился тем, что взял эфемерную кофточку на левую ручку, а под правую подхватил очаровательную Оль-Оль. Все же материальное и имеющее вес предоставил нам.
Мишка. Презренный Дон-Жуан, – провались в преисподнюю!
Ольга Николаевна (смущаясь). Мы выбирали место, мы все время вас окликали.
Онуфрий (ласково). Да ведь мы же шутим, Ольга