В искусстве нет новых направлений, есть только одно – от человека к человеку.
А ведь казалось, нет более восприимчивой публики, чем пустоголовая.
Нам нравится слышать свой внутренний голос откуда-то извне.
Слово, ставшее делом, покидает литературу.
Кажется, меня считают мастером юмора безвыходных ситуаций.
Как распознать историческую бурю? После нее еще долго ломает кости.
Глубину можно имитировать, сгущая краски.
Писатель, который никогда не углубляется, всегда держится на поверхности.
Шаткость доводов ужесточает позицию.
Кто нашел отклик – тот повторяется.
Стремись к лаврам! Но не с чужой головы.
Создавайте о себе мифы – ведь именно так поступали боги.
Пусть он станет индикатором того, сколько голов в среднем приходится на душу населения.
Художник, не изобразивший властителя-калеку героем, явно не был реалистом.
Порой мы стоим над пропастью, как перед рампой сцены, и удивляемся: а куда же делась публика?
Чтобы стать реалистическим, искусство должно сначала деформировать человека.
Интересно, мышление – это социальная функция или функция мозга?
Прочь с дороги Правосудия! Оно слепое.
Порой у творения есть выбор: остаться авторской работой или стать произведением искусства.
И человек бывает разделен на сферы влияния разных особ.
Чем ближе мы к истине, тем дальше от действительности.
Где тот прейскурант, в котором указано, что же все-таки можно получить, заплатив любой ценой?
Как правило, арьергард старого авангарда является авангардом нового арьергарда.
Смерть – это deus ex machina[5] человеческой трагедии.
Мне кажется, что я все время играю драматические эпизоды в каком-то бесконечном фарсе.
Ах, если бы мы могли видеть жизнь, а не ситуации!
И мелким тварям порой удаются великие творения.
О нем говорили с восхищением: «Догоняет гениев!»
Я взволнованно спросил: «А с какой целью?»
Каждый язык должен создавать такие каламбуры, какие в данный момент нужны его народу.
Из их слов вы поймете, о чем они хотели промолчать.
У сценического мастерства сейчас только режутся