Ну мы с Герой и выпили. Набрались изрядно, при этом, по счастью, обошлось без последствий. Как вернулся домой, я не помнил, но дошёл, и это главное. Мог бы и в трезвяк загреметь. Только вот похмелье…
Кое-как разлепив глаза, я перевернулся набок, полежал так немного, затем уселся на диване. В голове колыхнулся студень из боли и перемолотых мозгов, но зато на костяшках не обнаружилось свежих ссадин, а значит, и в самом деле обошлось без приключений. По нынешним беспредельным временам – исключительное везение. Хотя у нас и при застое выхватить по пьяному делу было проще простого.
Как был в семейных трусах, я ушёл в ванную комнату. Первым делом до упора выкрутил кран холодной воды, напился и умылся, затем немного поколебался, но всё же принял контрастный душ. Решение оказалось верным на все сто – дурная маета прошла, отступила похмельная депрессия и даже чуть меньше стала болеть голова. Но это не точно.
– Збс… – проворчал я, отфыркиваясь, после растёрся вафельным полотенцем и, шлёпая босыми ступнями по линолеуму, вернулся к себе, где на паркетный пол был постелен двуцветный палас с геометрическими узорами. Там натянул спортивные штаны и отправился на поиски цитрамона.
В большой комнате чёрно-белый телевизор что-то негромко бормотал о государственной программе приватизации, но дядя его не слушал. В трениках и тельняшке он курил на кухне у распахнутого окна.
– Здоров, – пробурчал я. – Цитрамоном не богат?
Дядя Петя затянулся, после вдавил беломорину в пепельницу каслинского литья, выдул на улицу струю вонючего сизого дыма и подсказал:
– На холодильнике глянь.
Я достал картонную обувную коробку, забитую пузырьками и бумажными ячеистыми упаковками таблеток, отыскал цитрамон и закинул в рот слегка коричневатый кругляш. После склонился к кухонному крану, глотнул воды. Вытер губы тыльной стороной ладони и посмотрел на отрывной календарь на стене, но тот неожиданностей не преподнёс.
Шестнадцатое июня, вторник
Дядя Петя – нестарый ещё военный пенсионер, высокий и сутулый, с порыжевшими от папиросного дыма усами глянул на мою похмельную физиономию и щёлкнул жёлтым от никотина ногтем по бутылке портвейна «три семёрки», уже ополовиненной.
– Подлечишься?
Я судорожно сглотнул и помотал головой.
– Не-а.
– И правильно! – одобрил это решение дядя Петя и набулькал себе ещё полстакана. – Ты своё вчера выпил. На рогах приполз, чуть все косяки не посшибал!
– Не помню.
– Хоть не «Рояль» из польских опилок брали?
Я наморщил лоб и пробормотал:
– Этого… как его… Гера пару бутылок притащил…
Закрыл ладонью правую сторону лица, и дядя Петя предположил:
– «Распутина», что ли?
– Да не, – отмахнулся я. – «Терминатора»!
– Что за зверь?
– Из фильма это. Киборг-убийца.
Дядька покачал головой, пробормотал что-то о падении нравов и приложился к стакану с портвейном. После крякнул и спросил:
– Гера – это который Буньков, одноклассник твой бывший? В сто двадцать втором доме живёт?
– Он.
– Тьфу ты! – расстроился дядя Петя и вытянул из лежавшей на столе пачки новую папиросу. – Свяжешься с ним, проблем не оберёшься!
Я присел на шаткий табурет и недоверчиво хмыкнул.
– С чего бы это?
– А рэкетир он! – выдал дядька. – Шестёркой в бригаде Хиля бегал. Они поначалу кооператоров трясли, потом спекулянтов крышевали и с пары блошиных рынков дань собирали. За охрану, вроде как.
Гера мне ни о чём таком не говорил, так что я полюбопытствовал:
– Бегал? А сейчас что?
– Хиль валютных жучков решил подоить, да силёнок не рассчитал, подавился. С грузинами схлестнулся, а те и сами не мальчики для битья, и ментов купленных подтянули. Кого-то из людей Хиля закопали, кого-то посадили. Сам он в федеральном розыске сейчас.
– А Гера?
– Говорю же – шестёрка. Рёбра ему поломали в самом начале, так он всё веселье в больнице и пропустил. После о нём уже и не вспомнил никто.
Я покрутил головой, осмысливая услышанное, и спросил:
– Дядь Петь, ты откуда всё это знаешь?
– Никифоров, участковый наш, просвещает о жизни на районе. Мы с ним по субботам в баню ходим. Так что