Сегодня – ночь полнолуния, и город спит в эту светлую ночь, свежий и обновленный. Четок рисунок полуобнаженных ветвей и прозрачен воздух. Перламутровый свет льется на мир. Я вижу реку и новый мост, взметнувшийся над нею, – как рука, протянутая в будущее. В окнах горит свет. Их много, этих окон, и если подойти ближе и присмотреться, то можно заметить, насколько различен их цвет. Есть окна оранжевые и светло-желтые, как разрез лимона, есть красноватые, розовые, даже голубые. А вот окно, светящееся сиреневым отливом на пятом этаже большого дома. Я знаю это окно и эту квартиру. Там живет мать Андрея Земскова. Вот о нем, о моем друге Андрее, я хочу рассказать. Но не только о нем. Я хочу рассказать обо всех. О моряках и летчиках, о пехотинцах и кавалеристах и уж, конечно, об артиллеристах, потому что мой друг Андрей – артиллерист и самому мне тоже пришлось заниматься этим почетным ремеслом.
Но может ли один человек рассказать обо всем? Это под силу только армии писателей, и такая армия, конечно, будет. Мы уже видели ее первые отряды. Немало хороших книг написано о Великой Отечественной войне советского народа. Я сказал – немало. И все-таки недостаточно. Может быть, когда-нибудь явится гений – новый Пушкин, Толстой или Шекспир. Наверно, он сумеет в одном великом произведении оживить гигантскую панораму тех дней – горные вершины Сталинграда и Севастополя, могучие реки нашего наступления и неприступные скалы обороны. Может быть, в этом романе (или поэме) предстанет перед нами все: русские солдаты и генералы, и враги, и друзья, и военные сводки, и полевые кухни, госпитали и штабы, взорванные танки на размытых дорогах, и город, притаившийся в ночи под маскировочными шторами. Мы прочтем там о скромных тружениках тыла и о судьбе жены солдата, о великих полководцах, сумевших объять мыслью целую эпоху, и о маленьком сержанте, у которого хватило сердца только на то, чтобы прикрыть им черную дыру ствола вражеского пулемета. В той книге будет все: чувства всех, выраженные через немногих, душа миллионов, радость и горе народов. Если бы я мог перечислить все, что там будет, то, наверно, попытался бы сам написать эту книгу. Но я не знаю, как передать в одном романе эпоху. И это вовсе не значит, что все мы – простые солдаты писательской армии – должны дожидаться создания будущего гения, а пока сидеть сложа руки. Пусть каждый расскажет о том, что он знает сам. Пусть каждый, кто может, попытается передать чувства, волновавшие его, свою боль и свою радость, и да будет благословен этот труд, потому что каждое зерно попадет в житницу народа. Ему одному принадлежит будущее, настоящее и прошлое. Он один сумеет отобрать полноценные золотые зерна от шелухи.
Сегодня, в ночь полнолуния, я открыл нижний ящик своего стола. Я давно ждал этой минуты и счастлив, что она пришла. Ворох писем и дневников покрывает бумаги сегодняшнего дня. На столе лежат выцветшие фотографии и другие – совсем еще сочные и четкие, будто они сделаны вчера. Старую карту нужно разворачивать очень осторожно. Она совсем истерлась на сгибах. Ведь вы знаете, как полагается складывать военную карту? Ее складывают сначала вдоль, а потом гармошкой, чтобы можно было перелистывать ее, как книгу. Офицеры читали эту книгу при свете электрического фонарика или коптилки, сделанной из снарядной гильзы, а иногда даже при свете луны, когда она бывала такой щедрой, как сегодня. Синие и красные дуги на карте, маленькие овалы, ромбы, кружки. Стрела – удар. Извилистая линия – рейд в тыл врага. Об этой карте можно писать день и два, и больше, и все равно не напишешь всего, что она рассказывает знающему ее историю.
Невозможно написать обо всем. И вот я решил рассказать только о Флаге миноносца. Я пишу «Флаг» с большой буквы потому, что для нас, которым его дали, не было ничего дороже. Я хочу рассказать вам о Флаге миноносца и о любви. Говорят – любовь к Родине. Эти слова стали совсем привычными, и часто мы сами не думаем, что за ними лежит наша любовь ко всем, кто шагал вместе с нами по дороге, к городам и домам, и знакомым деревьям, которые цветут и отцветают и дают плоды.
Глава I
ЛИДЕР «РОСТОВ»
1. Уходим в море
– На флаг и гюйс – смирно!
Моряки стояли сомкнутым строем, вытянувшись вдоль бортов. Только черные ленточки чуть трепетали за их плечами. Командир корабля капитан-лейтенант Арсеньев взглянул на часы. Ровно восемь!
Одновременно с первым ударом склянок вахтенный командир Николаев поднес ладонь к блестящему козырьку фуражки и скомандовал:
– Флаг и гюйс поднять!
Горнисты вскинули вверх свои трубы, и сигнальщик начал медленно выбирать фал.
Арсеньев смотрел, как на флагштоке его корабля поднимается бело-голубое полотнище с красной звездой, серпом и молотом. Легкие, певучие, настигающие друг друга переливы горнов неслись над Северной бухтой, над омытыми ночным дождем причалами, над россыпью белых домиков на крутом склоне Корабельной стороны.
Каждое утро Арсеньев видел эту картину, но она неизменно