Может, потому, что у нас внутри
Все осколки льда не растопит ни одна звезда.
Мне страшно никогда так не будет уже,
Я – раненое сердце на рваной душе.
Изломанная жизнь – бесполезный сюжет.
Я так хочу забыть свою смерть в парандже.
Какое общение может быть у праведности с беззаконием?
И что может быть общего у света с тьмой?
Это из Библии. Книги книг. Но есть и другая, новомодная поговорка. «Да, он сукин сын, но он наш сукин сын». Такова современная политика.
А ведь Господь есть. Господь все видит. И карает. Каждый получает по делам его.
В пятидесятые годы Персия окончательно потеряла свою самостоятельность, шахиншах Персии стал вассалом русского царя. Долгие годы страна развивалась под русским вассалитетом – и, занятые своими Восточными территориями, мы не обращали на Персию никакого внимания. Да, наша разведка достоверно знала о творящихся беззакониях, о возведенном в ранг государственной политики насилии над подданными – но закрывала на это глаза, исходя из принципа «все-таки он наш сукин сын».
Первый звонок прозвенел во время событий в Бейруте – большое количество боевиков было заброшено в город с территории Персии. Тогда еще можно было что-то исправить – но снова не придали значения, не погасили пожар, пока он тлел малыми угольками.
Потом стало слишком поздно…
30 мая 2002 года
Борт самолета Собственной, ЕИВ авиаэскадрильи
Воздушное пространство над Персией
Лена появилась как раз кстати – едва я начал вспоминать. Два искрящихся хрусталем бокала на серебряном подносе…
– Мы только что пересекли границу, господин контр-адмирал. По традиции, пересекая границу, нужно отметить это шампанским.
Два бокала – весьма деликатный намек…
– Я подумала, что русский офицер не станет пить в одиночестве… – сказала она, словно читая мои мысли.
Эх, Лена, Лена… Еще как станет, дай только волю. Жизнь – она не мексиканская мыльная опера. Жизнь – это жизнь…
– Конечно, не станет. Присаживайтесь…
Кресла в самолете были обтянуты белой, специально выделанной кожей. Белая кожа и черное африканское дерево, гладкое настолько, что похоже на пластик. Не знаю, чей это самолет, – но в ссылку меня отправляли с почетом, это точно…
Я поднял столик – кресла в этом самолете разворачивались на триста шестьдесят градусов, а в обычном положении устанавливались vis-à-vis, и между ними можно было поднять столик, тоже из черного дерева. Очень удобный самолет, даром что раньше был бомбардировщиком…
– Леночка… – я улыбнулся как смог, хотя на душе было совсем невесело, – вы можете открыть мне военную тайну?
– Вам – смогу, господин контр-адмирал…
Лена… Напрасно ты так на меня смотришь. С одной стороны, конечно… сорока нет, и уже черные орлы на погонах, вкупе с эмблемой Морского генерального штаба… а с другой стороны… в общем, не стоит.
Знаете, для чего современным женщинам нужен мужчина? Для того, чтобы родить ребенка. «А воспитать я его смогу и без тебя!» – теперь для воспитания ребенка и вообще для совместной долгой и счастливой жизни мужчина не нужен. Перевернулся мир: если раньше дама шла в аптеку и покупала бутылек с серной кислотой – чтобы щедро плеснуть ею в лицо коварному соблазнителю, то теперь… хоть мне в аптеку отправляться.
За средствами контрацепции…
– Чей это самолет?
Лена рассмеялась. Звонко так.
– Ну… вообще-то этот самолет приписан к Собственной, его императорского величества канцелярии… Но большего я вам не могу сказать, господин контр-адмирал, извините…
Бокалы тонко зазвенели, коснувшись друг друга, словно в мимолетном поцелуе…
– Вам не понравилось шампанское?
– Шампанское мне понравилось. «Кристалл-Роедер»[1] восемьдесят четыре, я прав?
– Восемьдесят шесть. Ошиблись всего на два года…
– Но я не любитель…
Лена улыбнулась:
– Знаете… Первый раз вижу офицера, который столь…
– Всегда что-то бывает в первый раз, Леночка…
– А расскажите мне о вашей службе, господин контр-адмирал. Вы должны были совершить что-то воистину выдающееся, чтобы в таком возрасте… Обычно адмиралы – это уже старички… хм… я не хочу ничего сказать…
Ну и что тебе рассказать, моя принцесса? Как пахнет залитый кровью, заваленный трупами Бейрут на пятые сутки уличных боев? Или про выжженный изнутри адским пламенем Шмеля полицейский участок в Белфасте, где все, что осталось от находившихся там людей, – это черный, жирный пепел,