Стихи
«Палящее солнце Кабула»
Всем Шурави посвящается…
Палящее солнце Кабула
Над горною речкой встаёт.
Долина как будто уснула,
Но в небо пошёл вертолёт.
Свистит лопастями «восьмёрка»,
За нею взлетел «крокодил».
Не знает об этом лишь только,
Кто в бой никогда не ходил.
Уходят ребята «на точку»,
Сжимая в руках автомат,
Они вспоминают ту ночку,
Когда провожала их мать.
Нам было тогда восемнадцать,
Живым уже всем за пол-ста.
Не все мы сумели вернуться,
Но были мы там неспроста.
Это мой сон: бесконечно
Он снится мне каждую ночь.
Забыть бы всё это навечно,
Никто тут не сможет помочь…
«Бобровая река»
Течёт «Бобровая река»,
Поля, леса пересекая.
Летят над нею облака,
Свет солнца часто затмевая.
Не потому ли тёмная вода,
Что тучи солнце закрывают?
Нет, свой исток берёт она
В болотах, где торфяник тает.
Старинный дом на три окна
По брёвнышку перевезён когда-то.
В избушке той родился я,
Полвека уж прошло, однако.
А время будто бы не властно
Над старой Маэксой моей,
Стоит она всё так же классно
Над речкой, тёзкою своей.
Проза
Иерей
Холодная, промозглая осень 1935-го года, север, вдоль берега озера, по «бечевнику», брёл одинокий путник, кутаясь от пронизывающего ветра в тонкое пальто, из-под которого выглядывала церковная одежда. В руках он держал маленький фанерный чемоданчик, куда уместился весь его нехитрый скарб. А что ещё нужно иерею, едва не лишившемуся сана по причине развода?
«Зато Анну с детьми не тронут. Не должны…» – эта мысль постоянно крутилась в его голове.
Путь не близкий, без малого семьдесят километров, другого просто нет. А кто из рыбаков возьмёт на борт своей «двойки» опального священника? Да со всех сторон опального. Колхозу понадобилась его церковь под клуб, потом пытались раскулачить, поскольку дом его новый стоял на горушке и всем глаза мозолил. Понял он, что новые власти в покое не оставят, вот и попросил епископа Тихона развести его с женой. Да и детям фамилию матери дать, а то и их привлечь могут. Мудр он, епископ, не только не отлучил от церкви, но и служить направил, да и игумения Воскресенского Горицкого монастыря матушка Зосима слово замолвила, благослови её Господи. Церковь Успения Богородицы в Белозерске. Вот только дойти бы… Заночевать можно и у Кустовского настоятеля, его пока не трогают, но это сорок пять километров. С одной стороны бескрайнее Белое озеро, сплошная долина пены и ветра, а с другой – ровная дорога Мариинского канала, глубокая и холодная, как сама Смерть. И узкая полоска бечевника между этими двумя стихиями… Мысли текли плавно и неспешно, как и дорога под ногами.
* * *
По велению отца Пётр поступил в духовное училище в Великом Новгороде. Не то, чтобы он мечтал стать священником, но ослушаться батюшку родного невозможно было, так уж воспитан. Хорошее это время: доброе, светлое, полное надежд. Скоро новый век настанет, а там… целая эпоха впереди. И не обязательно вовсе в семинарию потом поступать, можно и в кавалерийское училище пойти, с духовным образованием берут, это точно. Дорога была та же, только на душе всё не так, да и погода пособляла: солнышко припекает, птички поют. Благодать божия, как и весь мир вокруг.
Но как же не хотелось просиживать за книгами и зубрить, когда вокруг такая красота, а тебе уже пятнадцать лет! И не одному ему, а всем его одногодкам, оболтусам, как их называл настоятель училища: «одни игрища да грех на уме, а „Закон Божий“ кто, святой Пётр учить станет? Так и останетесь всю жизнь пономарями, олухи царя небесного!» И розг за три года немало отведать довелось, и на горохе псалтырь читать, стоя в углу на коленях, и в келье холодной ночь за бдением проводить.
Ближе к окончанию учёбы даже самым упёртым лодырям стало понятно, что можно и без аттестата училища остаться, со справкой, что, мол, тут обучался. Да ещё и характеристику от отца настоятеля получить нужно. А без таких документов только в пономари и возьмут, да и то где-нибудь в самом захолустье. Налёг отрок Малахайчиков было на учёбу, но учителя помнили всё его прилежание и поведение. Экзамены он сдал успешно, правда, не блестяще, а всего-навсего «посредственно». В списке