Мозг. Cветлана Манакова

Как бы вы не пытались что-то поменять, жизнь продолжает уходить, однообразно капая из своего источника. И самое страшное не то, что сейчас упадет эта капля, а то, что вы знаете, что она упадет, и вода будет падать так, однообразно, до бесконечности. Только кран можно заменить. А жизнь – нет. Вы смотрите в окно, подернутое инеем, и понимаете, что это окно и есть вся ваша жизнь. Все, что за окном – это уже не ваша, и вы не принадлежите той жизни, что идет за окном. Назвать это можно по-разному: тотальное одиночество, глупое недоразумение, может, проклятие, но большинство нормальных людей не верит в проклятия. Поэтому ответа нет. Каждый день похож на другой. Каждый вечер заканчивается одинаково: вы заводите будильник, чтобы не проспать на работу, выключаете свет и погружаетесь в темноту наедине собой. Утро похоже на сто предыдущих: будильник, ванна, кофе или чай, косметика, звук поворачивающегося ключа в замке двери. И при этом вы можете жить не один. Около вас живут люди, они что-то говорят вам, смеются, тоже пьют утренний кофе, но вы понимаете, что тот путь, по которому вы идете, никак не связан с их путем. Они просто живут рядом. Они просто другие миры в одной большой галактике под названием «Ваша жизнь». И дело вовсе не в том, ждете ли вы сочувствия от других, а в том, что других вовсе и не существует: ключевым становится слово «другие». Никто не может чувствовать то, что чувствуете вы, никто не может слышать то, что слышите вы. И давно доказано, что даже когда мы разговариваем, мы воспринимаем речь другого иначе, чем то, что он нам хотел сказать. Вы знаете, как жить, не умея смеяться? Нет, не отсутствие чувства юмора или занудство человека, который хочет казаться умнее других, а действительно – физически не уметь смеяться? Не уметь улыбаться? Наверное, это именно то, с чего и началась моя жизнь за окном, покрытым инеем.

      С детства мне говорили, что мне лучше не улыбаться. У меня были кривые и редкие зубы. Я смотрела на себя в зеркало и думала, что я монстр в сравнении с другими детьми. Проходило время, я росла, научилась изображать что-то наподобие улыбки, научилась прикрывать рот, когда говорю, научилась сносить насмешки и даже приучила себя к мысли, что в этом моя особенность.

      Знакомо ли вам чувство, когда при встрече с вами, люди улыбаются, глядя вам в глаза, но вы не можете улыбнуться в ответ: ваше лицо напоминает маску высокомерия? Улыбка уходит с лица людей, отношение к вам меняется. Или ситуация, когда вы пытаетесь чего-то достигнуть, много учитесь, пишете стихи, вас считают умным человеком, но каждый раз, когда вы открываете рот, вы видите, что все ваши достижения меркнут? Люди видят монстра. Люди любят красоту. Им нравится любоваться человеком, и, даже, если он говорит что-то, что не соответствует их представлению об уме, они готовы простить ему это за красоту. В конце концов, я устала видеть эти вытягивающиеся лица и бегающие глаза и обратилась к стоматологу. Все сделали. Но мое лицо за двадцать девять лет утратило способность смеяться, мышцы совершенно отказывались подчиняться и никакие тренировки не помогли мне научиться улыбаться естественно, я стала Гуинпленом. Впрочем, это совсем не то, что я хотела сказать. Ах, да, все дело в капающем кране.

      Легко писать о том, что ты чувствуешь, понимаешь, но как сложно интересно описать о том, что случилось на самом деле, потому что именно оно банально и неинтересно хотя бы потому, что все в этой жизни не ново. Все уже пережито кем-то до нас. Все уже описано в статье какого-нибудь современного психолога, в какой-нибудь книге под названием: «Десять способов как стать счастливым». Все старо, как этот мир: и любовь, и разлука, и боль, и одиночество, и ненависть, и смерть. Только ты можешь оценить всю глубину твоей катастрофы внутри себя, потому что только ты знаешь предел. Свой предел. Предел возможностей у каждого свой, и если одному все то, что происходит в другом человеке, кажется блажью и неумением себя контролировать, или, как модно сейчас говорить,– неумением жить; однако для другого такого предела вообще может не существовать, так как жизнь ни разу не подводила его к окну, подернутому инеем. Итак, внутри каждого из нас существует предел. Доходя до этого предела, мы перестаем существовать. Мы не умираем, нет, но наша жизнь становится похожей на фантом, принять или переждать этот момент становится невыносимее с каждым днем, и мы погружаемся во тьму – тьму собственного разума.

      Глава I

      Зазвенел будильник. Она села на кровати и долго вглядывалась в синий просвет застывшего окна. «Еще одно бессмысленное пробуждение», – пронеслось в голове. Умывшись и выпив кофе, она оделась и вышла на улицу. Было еще темно. Ее поразила несвойственная городу тишина. Ни звуков машин, ни случайных прохожих. Светофор был выключен. Она перешла дорогу и встала на остановке в привычном месте. Людей на улице не было. В сердце росло и множилось чувство страха и недоумения от того, что что-то было не так на этих пустынных улицах. Окончательно замерзнув от внутреннего напряжения и сырости декабрьского утра, она застегнула башлык и надела перчатки. Автобуса не было. Не было машин. Постояв еще минут тридцать, она нажала иконку такси на телефоне. На экране высветилась карта маршрута, на которой было пусто. Обычно она показывала, сколько водителей на маршруте. «Ваш заказ возьмет первый освободившийся водитель», – высветилась надпись на экране. Постояв в немом ожидании еще минут двадцать,