Л., из Ненаписанного
Еще в школе Лару прозвали Кошкой за фамилию, за гибкое тело, за внимательный взгляд черных глаз и едва слышный крадущийся шаг. Прозвище Ларе очень нравилось, она чувствовала в нем что-то особенное, что-то, что полностью соответствовало ее внутреннему миру. Кошки – существа независимые, игривые и очень коварные, и Ларе нравилось думать, что она тоже может с кем-то играть, и даже может оказаться опасной. Когда ее называли Кошкой она, еще сама того не осознавая, чувствовала в себе женщину.
Лара, или Лариса – как ее с шутливой строгостью называл папа, родилась в простой рабочей семье: отец был фельдшером скорой помощи, мать работала в универмаге, продавала детские игрушки. Именно от нее Ларе достались густые черные волосы, которые от влаги тут же начинали виться. С детства она их не любила и всегда стриглась коротко, под мальчишку, из-за чего не могла носить ни одной красивой заколки, как другие девочки. Этому правилу она изменила лишь в институте, когда влюбилась в Алексея – папиного напарника, ведь тогда ей очень хотелось казаться старше.
А пока детство Лары проходило беззаботно и почти счастливо – не всегда хватало денег на любимое мороженное или новый фильм. Они часто собирались с девчонками на «пикник» в лесу, жаря принесенные соски, хлеб или картошку. Разумеется, с ними сидели и мальчишки. Однажды они играли в бутылочку, и Лара впервые в своей жизни поцеловалась с Виталием из соседнего подъезда. Он потом долго ходил за ней по пятам, пока вместе с родителями не уехал в другой город.
Но самым фантастическим событием ее летней жизни была путевка в Крым, в детский лагерь «Огни Советов», как-то через знакомых купленная родителями в подарок перед выпускным классом в колледже. Ларе тогда едва исполнилось восемнадцать лет, и она радовалась, как ребенок – море, она увидит море! Тогда она не знала, что тем летом ее детство умрет навсегда.
Стоял душный августовский вечер. В кустах цветущих роз, растущих вдоль разбитой асфальтовой дороги, пели цикады. Лара по-детски шла по бордюру, осторожно переставляя загорелые ноги в шлепанцах. На ней красовался зеленый, чуть выцветший купальник без чашечек, влажный после моря, и джинсовые шорты с мокрыми пятнами на задних карманах. Лара не любила этот купальник – мама привезла его три года назад из далекой загадочной Москвы, сейчас же он был немного мал и когда намокал, виднелись затвердевшие от холода соски. Лара смущалась своей груди, заметно выросшей за последний год, но особенно она стеснялась перед Ильей – вожатым отряда «Заря», с которым они ходили купаться.
Ильей звали высокого молодого человека, поджарого, спортивного, с русыми волосами и зелеными глазами. За три смены в лагере его кожа приобрела приятный бронзовый цвет. У него был загадочный бархатный голос и жилистые руки, сильные и очень ловкие, именно в эти руки Лара и влюбилась – казалось, что они могут все-все. Больше всего ей хотелось прикоснуться к этим всемогущим рукам, не как в столовой или на игре в волейбол – случайно, а по-настоящему, долго-долго, изучая каждый сантиметр гладкой, загорелой кожи, покрытой золотистыми волосками. Об этом она мечтала под одеялом в комнате, под тихое посапывание остальных девочек и пение сверчков. Лара не понимала, откуда в ней взялось это странное желание, наверное, все дело в морском воздухе и фруктах. Там, в своем городе, она никогда не ела столько персиков.
Время клонилось к вечеру, их отряд поднимался с моря к лагерю, чтобы все успели помыться и немного отдохнуть перед ужином, ведь сегодня в девять будут танцы. Лара не любила эти танцы, потому что никто из мальчишек не приглашал ее. Пока остальные танцевали, она в одиночестве сидела на старой деревянной скамье под тяжелым покрывалом из глицинии, глядя, как блики дискотечного шара падают на разбитый асфальт. Тогда Ларе начинало казаться, что она самый одинокий человек на всем белом свете, и сердце словно зажимали в чугунные тиски.
Но все это вечером. Сейчас Лара вместе со всеми бездумно шла по петляющей дороге, укрытая тенями пушистых зеленых сосен, и вдыхала аромат нагретой смолы, смешанный с запахом столовского супа.
До лагеря оставалось совсем немного, как Илья что-то сказал вожатой Ольге и скрылся за стрижеными кустами лавра. Лара невольно остановилась и обернулась на его удаляющийся силуэт. И вдруг, сама не понимая, что она делает, поспешила следом.
В шлепках идти было неудобно, и она сняла их. Голые ступни чуть покалывала хвоя, заглушая звук шагов. Илья, перешагивая через притоптанные кусты малины, обошел серую будку трансформаторной и обернулся. У Лары сердце ушло в пятки. Она прижалась к нагретому металлу будки и зажмурилась. Подглядывать нехорошо, если он узнает, то скажет родителям. Нет, она просто умрет от стыда на месте.
Через мгновение раздался журчащий звук. Лара, едва живая от ужаса и любопытства, тихонечко выглянула из-за угла.
Он справлял нужду, чуть приспустив плавки. Ягодицы у него были не загорелые, молочно-белые, словно выточенные из камня. Илья стоял, задумчиво глядя в небеса, при этом едва шевеля губами. Было в этом зрелище что-то завораживающее, что-то самозабвенное,