Но Иван, повторимся, был сыном чародея. Мехи кузнечные ему не приходилось качать, жернова мельничные менять тоже не доводилось. Зато следовало ему страницы книжные переворачивать. Да не просто переворачивать, а запоминая все на них написанное, а порой и нарисованное. И картинки эти были совсем не как в детских книжках. И вовсе не как в приключенческих томах про славных витязей и прекрасных принцесс, что сочиняют для развлечения высокородных бездельников. В толстенных талмудах, что выпало прочесть Ивану, никаких приключений не было и быть не могло. Здесь были учебники и научные труды по магии, волшебству, чародейству и тому подобному. Самое большое приключение, которое можно пережить, вчитываясь в пожелтевшие страницы – смерть. Точнее предупреждение, как ее избежать, составляя заклинания, зелья, вычерчивая пента-, септа- и прочие граммы.
Ну кому охота сидеть над книгами, когда за окном в самом разгаре весна! Тем более, если это твоя четырнадцатая весна. Вот Иван и не усидел.
Началось все с солнечного зайчика, невзначай заскочившего в библиотеку. Яркое пятнышко сначала примостилось на корешке толстенного труда Якова Хилого «Знание = Сила», затем метнулось к гобелену, изображавшему заключительную фазу призыва какого-то демона, и наконец устроилось на столешнице у самого локтя Ивана. Юноша в тот момент тщательно перерисовывал сложную пентаграмму телепортации. Это была уже двенадцатая попытка за утро. И она тоже закончилась провалом. Юноша скосил глаза на солнечного зайчика, рука непроизвольно дрогнула, и завершающая линия заволновалась и не достигла конечной точки. Раздосадованный, Иван прошептал несколько звуков. Шторы на окне сами опустились. Сама собой вспыхнула лучина. Он макнул перо в чернильницу и начал труд заново.
Но не тут-то было! Тишину библиотеки нарушило мерное жужжание. Редкая муха рискнет проникнуть в дом чародея. Тем более в библиотеку. Видимо, это была неопытная, молодая весенняя муха, не до конца проснувшаяся и уж наверняка не готовая к таким приключениям. Покружив среди полок с книгами, насекомое не нашло себе лучшего места, чем кончик пера, которым Иван с тщанием выводил рисунок на бумаге. На этот раз юноша не поддался соблазну отвлечься. Рука уверенно вела прямую к последней точке. Все, пентаграмма готова! Точь-в-точь, как нарисовано в книге! Иван выпустил воздух сквозь стиснутые зубы. Муха, явно почувствовав, что труд завершен, и больше ей здесь помешать не удастся, почистила крылышки и приготовилась к взлету.
Этого Иван ей не собирался позволять. Хищно улыбнувшись, он начал читать заклинание, соответствующее только что нарисованной им пентаграмме. Муха заволновалась. На последнем слове юноша стряхнул муху с пера в центр рисунка. Увы, вместе с мухой в пентаграмму полетела капля чернил. Клякса! И какая клякса! Брызги во все стороны! Муха как ни в чем не бывало зажужжала и унеслась по каким-то своим совершенно неотложным делам.
А Иван приступил к рисованию очередной пентаграммы. Ну, почему нельзя сразу начертить ее на полу мелом, встать в центр, назвать точку назначения и переместиться, куда пожелаешь?! Эта неожиданная мысль так потрясла юношу, что он на несколько мгновений застыл над рисунком. Действительно, почему бы и нет! Он еще раз внимательно прочитал инструкцию. Вроде, все верно запомнил. Тогда…
Выходя из библиотеки, Иван столкнулся с матерью.
– Уже закончил? – удивилась она.
Юноша пробормотал что-то под нос.
На лестнице путь ему преградил отец:
– Ну, как, получилось? – строго поинтересовался он.
– Вроде бы, – попытался проскользнуть мимо Иван.
– Вроде бы, значит нет. Закончи урок.
– Да надоели вы с вашими уроками! – неожиданно даже для себя взъярился Иван, – утром уроки! Вечером уроки! Зимой уроки! Я гулять хочу!
– Закончишь урок – и гуляй себе на здоровье.
– Надоело! – повторил юноша и напролом ринулся вниз по лестнице.
– Ты куда?! – рассердился отец.
– Куда-нибудь! – не оборачиваясь бросил Иван, – я теперь сам могу…
Конец фразы заглушила хлопнувшая дверь.
С минуту юноша стоял на крыльце, ожидая, когда вслед за ним выскочат из терема родители, чтобы до конца высказать им все накипевшее за время учебы. Но ни отец, ни мать не торопились. Досада и гнев начали потихоньку проходить. Мать продолжала причитать, однако отец уже не кричал. Вскоре и мать успокоилась.
На всякий случай Иван спустился с крыльца и развернулся лицом к двери. Ему казалось, что так он будет выглядеть внушительнее, серьезнее. Для большего впечатления он сжал губы и попытался насупить брови.
Ждать пришлось довольно долго. Когда дверь наконец отворилась, юноша уже утратил былую уверенность и твердость. Первым вышел отец. Шел он медленно, осторожно, опираясь на узловатый ясеневый посох. Навершие посоха слегка светилось, пульсируя желтым и оранжевым.
– Зачем же так крепко запечатывать