– Все становится пылью. Лист граната высыхает и рассыпается в пыль. Земля, прокаленная солнцем. Камень под резцом камнетеса или под копытами лошадей. Все.
Абас разжал кулак, и пыльное облачко улетело в дальний угол двора.
– А человек? – спросил Эфрон.
– Человек? – раб повернул лысую старческую голову, зацепил скрюченными пальцами натирающий шею ошейник, поправил вставленный под него кусок ткани, задумался.
– Абас! – закричала с заднего двора старая Суваис – бабка Эфрона. – Иди за водой!
Раб неловко поднялся и заковылял за угол, стараясь не попадать в тень. Солнце уже поднялось, но утренняя прохлада еще таилась у каменных стен. Эфрон отбросил в сторону высохший ствол абрикоса, из которого собирался сделать рукоять для мотыги, и вошел в дом. Мать сидела на скамье у окна и вытягивала из кудели тонкую нить. Постукивало веретено по колену. Жужжала муха, путаясь в откинутом пологе.
– Эфрон. Возьми осла, корзины, позови Каттими. Надо снимать виноград.
– Но Каттими с овцами!
– Абас сменит ее. Принесет пару кувшинов воды и сменит.
Мать подняла глаза. Самая красивая неситка от Галиса до Хаттусаса. Даже теперь, когда паутинка морщин поселилась вокруг глаз. Нигнас вздыхает, когда Эфрон приходит к нему в мастерскую, чтобы упражняться на заднем дворе во владении мечом. «По-прежнему сияют звезды в глазах чудесной Хастерзы»? – спрашивает всякий раз. «Сияют», – гордо отвечает Эфрон. «Передавай ей поклон», – просит Нигнас. «Она ждет Цохара, моего отца», – говорит Эфрон. «Пять лет, – горестно качает головой Нигнас. – Пять лет прошло». «Но гранат по-прежнему плодоносит», – с улыбкой отвечает Эфрон. «Долгих лет жизни твоему дереву, Эфрон», – вздыхает Нигнас.
– Эфрон! – повысила голос мать. – Ты слышал мои слова?
– Да, – кивнул Эфрон. – Я возьму меч.
– Ты еще слишком мал для большого меча, – подняла она голову.
– Вот, – показал Эфрон раскрытые ладони.
Только один палец был еще полусогнут. Десятый год не закончился
– Отец говорил, когда мои годы заберут все пальцы, придет пора сжимать рукоять настоящего меча! – гордо сказал Эфрон.
Тень боли мелькнула в глазах Хастерзы. Но она кивнула:
– Хорошо. Только меч не добавит горсть зерна под жернов.
Эфрон улыбнулся. Абас подсказал ему, как ответить.
– Зато он может сохранить жизнь тому, кто размалывает зерно.
Хастерза удивленно подняла брови.
– Тяжело? – спросил Абас, когда на поднимающейся в горы деревенской улице Эфрон отстал.
– Нет, – махнул рукой мальчик, поправляя на плече тяжелое оружие. – Я догоню.
Абас придержал осла, подождал. Эфрон убедился, что никто не видит, как он – сын Цохара – недостойно цепляется за осла, и взялся за тонкие прутья.
– К Нигнасу? – спросил Абас.
– Да, – кивнул Эфрон. – Потом к роднику. И на виноградник.
– Я подожду тебя у мастерской, – сказал раб. – Присмотрю за ослом. Потом сменю Каттими, а ты пойдешь к роднику. Наверное, подгоню овец к саххану, чтобы помочь вам.
– Хорошо, – согласился Эфрон.
Из-за поворота выехала колесница. Две лошади бодро тянули ее. В колеснице за спиной возничего стоял грузный человек в длинном халате. Высокая остроконечная шапка украшала его голову. Блеснувшие на щеках и бороде капли пота очертили презрительную усмешку. Абас медленно выпрямил согнутую в почтительном поклоне спину.
– Не боишься, что вельможа ударит тебя бичом? – спросил он Эфрона. – Говорят, что не зря он катается по окрестностям. Табарна будет проезжать сегодня через деревню, и надсмотрщик Пата ищет жертву, чтобы выказать старание перед правителем. Умерил бы ты гордость и склонился в поклоне перед ним.
– Я не раб и не крестьянин, – гордо ответил мальчик. – Я сын воина! А это всего лишь управляющий сахханом.
– Сын воина, – кивнул, вытирая пот со лба, Абас. – Я помню, что говорил Цохар. О том, что пока жив гранат на вашем саххане, жив и он. Я помню. Но прошло пять лет. Давно уже воины Муваталлиса вернулись в свои дома и не раз уходили на другие войны. Где твой отец, Эфрон?
– Возможно он в плену у Рамсеса, – сверкнул глазами Эфрон. – Мой отец прославил свое имя. И никто не видел его убитым!
– Значит он в плену? – задумался Абас. – Если он жив, это значит, что ты сын раба, Эфрон.
– Молчи, раб! – срывающимся от ненависти голосом закричал мальчик.
– Молчу, – покорно согнул спину Абас.
– Мой отец вернется! – опять закричал мальчик.
– На все воля богов, – равнодушно проговорил раб.
– Нигнас обещал взять меня в Хаттусас, – продолжал волноваться мальчик. – Я принесу жертву у скалы шествующих богов. Они помогут. Они вернут моего отца!
– Там приносят