Она, наконец, повернулась и взглянула на Шон.
– И на самом деле причина не в нем.
Шон кивнула, ожидая продолжения.
– Я не хочу думать, что толкнула его на это, но вероятно, так оно и есть, – призналась она. – Меня не интересовал секс с ним и… Боже, и мы совсем не разговаривали.
Она снова вздохнула, удивляясь, что же такого есть в Шон, что ей легко говорить с ней о таких вещах.
– Я даже думаю, мы перестали нравиться друг другу.
– Но когда-то ты была влюблена в него, – сказала Шон.
– Да, я думала, что была. Иначе, почему бы я вышла за него?
– Все твои подруги выходили замуж, твоя семья считала его идеальной парой для тебя и все такое, – предположила Шон.
Сьюзан грустно усмехнулась.
– Именно. Весомая причина, не так ли?
– Двадцать лет пролетело…
– Да, – пробормотала Сьюзан, – и я не хочу, чтобы еще двадцать прошло также.
Они снова помолчали, Сьюзан подошла к морозильнику Шон и достала им еще по бутылке пива, с улыбкой заметив, что Шон прикуривает две сигареты.
– Почему приют?
Сьюзан не сводила глаз с Шон, беря сигарету.
– Однажды он помог мне, – тихо сказала Шон. – Это моя плата.
– Ты подверглась насилию?
Шон покачала головой.
– Моя мама. Я была просто ребенком для битья, когда ее не было рядом.
Сьюзан уловила боль в голосе собеседницы, несмотря на то, что это случилось давно. Она пожалела, что стала выпытывать.
– Все в порядке, – заверила Шон, как будто прочитав мысли Сьюзан. – Я стараюсь больше не вспоминать об этом и тем более не рассказывать. Я лечилась пять лет.
Она заставила себя улыбнуться.
– Надеюсь, этого достаточно.
– Я могу спросить, что произошло? – осторожно поинтересовалась Сьюзан.
– Это очень длинная история, – медленно и тихо произнесла Шон. – Я ее никому не рассказывала, кроме своего врача.
Она удивилась, почему собирается рассказать ее сейчас этой посторонней женщине.
– Ты уверена. Что хочешь ее услышать?
– Если ты готова рассказать, – ответила Сьюзан, подкладывая хворост в костер. Она всматривалась в лицо Шон, пытаясь угадать, какую боль вынесла эта женщина много лет назад. Прошло некоторое время прежде, чем Шон заговорила.
– Когда я была маленькой, я думала, что у моего отца просто плохой характер. Он часто шлепал меня, чтобы научить держать язык за зубами. Но когда я подросла, мне было девять или десять, я поняла, что он все время ищет причину, чтобы ударить. Не только меня, но и мать тоже. Особенно ее.
Шон нахмурилась, и Сьюзан пожалела, что подняла эту мучительную тему. Теперь ее проблемы казались незначительными.
– Мне было одиннадцать, когда моя мать наконец-то ушла от него. Мы приехали в приют, обе окровавленные и с ушибами, – рассказывала Шон голосом, надтреснутым от воспоминаний боли и страха.
– И я очень боялась, что мама вернется к нему, – прошептала она. – Но та женщина, консультант,