Предполагалось, что мы будем писать стихи. Замечательные стихи.
Вся наша компания, его одаренные ученики.
На три месяца, под замком, вдали от повседневной рутины.
Мы называли друг друга Хваткий Сват. Или
Недостающее Звено.
Или вот: Мать-Природа. Глупые ярлыки. Имена на ассоциациях.
Точно так же – когда вы были маленькими – вы придумывали имена для растений и животных в окружающем мире. Пионы – липкие от нектара и кишащие муравьями – вы называли «муравьиным цветком». Всех колли вы называли: Лесси.
Да и сейчас, точно так же, вы зовете кого-то «этот мужик без ноги».
Или: «ну знаете, та черномазая…»
Мы называли друг друга:
Граф Клеветник
Или Сестра Виджиланте.[1]
Имена, которые мы заслужили своими рассказами. Которые мы дали друг другу по жизни, не по родству:
Леди Бомж
Агент Краснобай
Имена, присужденные по грехам нашим, не по делам:
Святой Без-Кишок
И Герцог Вандальский.
По нашим промахам и преступлениям. Как у супергероев, только с точностью до наоборот.
Глупые имена для настоящих людей. Вроде распорол тряпичную куклу, а внутри:
Настоящие потроха, настоящие легкие, живое сердце и кровь. Много горячей и липкой крови.
Предполагалось еще, что мы будем писать рассказы. Забавные коротенькие рассказы.
Вся наша компания, вдали от повседневной рутины – на всю весну, лето, зиму, осень – на целых три месяца, в том году.
Что мы за люди, для старого мистера Уиттиера это не важно.
Но сразу он этого не сказал.
Для мистера Уиттиера мы были подопытными животными. Для его эксперимента.
Но мы об этом не знали.
Нет, это был просто писательский семинар – пока не стало уже слишком поздно, пока у нас не осталось другого пути, кроме как быть его жертвами.
1
Когда автобус подъезжает к месту, где должна ждать Товарищ Злыдня, она уже стоит на углу, в армейском бронежилете – темно-оливкового цвета – мешковатых камуфляжных штанах, закатанных снизу, чтобы были видны пехотные ботинки. С каждого боку – по чемодану. В своем черном берете, натянутом до бровей, она может быть кем угодно.
– Вообще-то, по правилам… – говорит Святой Без-Кишок в микрофон у себя над рулем.
И Товарищ Злыдня говорит:
– Хорошо.
Наклоняется, отстегивает багажную бирку с одного из чемоданов. Товарищ Злыдня прячет багажную бирку в свой оливково-зеленый карман, берет второй чемодан и заходит в автобус. Оставив один чемодан на улице, брошенный, осиротевший и одинокий, Товарищ Злыдня садится на место и говорит:
– Ладно.
Она говорит:
– Ну, поехали.
Мы все оставляли записки, в то утро. Еще до рассвета. Спускались на цыпочках по темным лестницам, каждый со своим чемоданом, потом проходили крадучись по темным улицам в компании только мусорных машин. Мы уже не увидели, как встало солнце.
Рядом с Товарищем Злыдней сидит Граф Клеветник. Что-то пишет в маленьком блокноте. Его взгляд мечется между нею и ручкой.
Товарищ Злыдня заглядывает в блокнот и говорит:
– Глаза у меня зеленые, а не карие, и это мой естественный цвет волос, золотисто-каштановый. – Она наблюдает за тем, как он пишет зеленые, а потом говорит: – И еще у меня татуировка на заднице, маленькая красная роза. – Ее взгляд останавливается на серебристом диктофоне, что торчит у него из нагрудного кармана, на выпуклой сеточке микрофона, и она говорит: – Не пиши крашеные. Женщины не красят волосы, а подкрашивают или подцвечивают.
Рядом с ними сидит мистер Уиттиер. Его дрожащие, в старческих пятнах руки вцепились в хромированный каркас инвалидной коляски. Рядом с ним – миссис Кларк, со своим необъятным бюстом, который почти что лежит у нее на коленях.
Глядя на них, Товарищ Злыдня наклоняется к серому фланелевому рукаву Графа Клеветника. Она говорит:
– Чисто декоративные, надо думать. Безо всякой питательной ценности…
Это был день, когда мы пропустили наш последний рассвет.
На следующей темной улице, где на углу стоит-ждет сестра Виджиланте, она приподнимает руку с массивными черными часами и говорит:
– Мы договаривались на 4:35. – Она стучит пальцем по циферблату. – А сейчас уже 4:39…
У Сестры Виджиланте с собой портфель из искусственной кожи, с ручкой-ремешком и защелкой на клапане, чтобы защитить Библию, что внутри. Специальная сумка, чтобы таскать с собой Слово Божье.
По всему городу, мы ждали