За окнами – июнь, а вокруг – рай земной. Что хочешь, то и делай – спи, читай, загорай, рыбачь, слушай любимые записи! Только телека нет, но и в этом какая-то своя прелесть – никто не лезет с экрана в душу с дурацкими поучениями.
Кра-со-та! Особенно после голых, выжженных солнцем забайкальских сопок и вечно мутной, илистой Шилки за пять вёрст от казармы.
Обязанность же у него только одна – несколько раз в сутки спуститься к реке и записать в журнал отметки уровня воды и скорости течения. Потому как нынешняя «резиденция» его официально именуется «Гидропост номер один» и специально для этого создана в верховьях Олёкмы ещё полвека назад. Сергея же можно назвать «временно исполняющим обязанности радиста-наблюдателя», которые он принял на себя добровольно – отпустил на недельку в город деда и бабку, подменив их. Для стариков, проживших в тайге всю жизнь, каждый такой выезд в Олёкминск – маленький праздник и целое событие: встречи с родней и ровесниками, городские покупки и новости. А для Сергея – семь дней полной свободы, неги и заслуженной лени.
Что касается начальства из Гидрометеоуправления, то оно охотно пошло на такую рокировку из своих соображений: немолод уже Макарыч, семидесятый год пошёл, пора и о смене задумываться – вдруг внук приживётся на посту. Тем более что служил в радиовойсках, оператор первого класса.
Сергей в одних трусах вышел на улицу, разжёг печурку во дворе, поставил чайник и чугунную сковородку с духовитым, с вечера нажаренным сохатиным мясом. Новенькие «Командирские» часы показывали половину седьмого. Так рано можно было и не подниматься, но в очередной раз дал о себе знать армейский распорядок.
Над рекой медленно плыла тонкая полупрозрачная волна тумана, и тишину нарушали лишь едва различимые вдалеке перекаты. Сергей опять вспомнил, как в первое утро здесь, спустившись просто так, для знакомства, к реке, он вдруг услышал несколько сильных ударов по воде на ближнем плёсе, прикрытом деревьями. «Бьёт, – ёкнула душа, догадываясь, – большая рыба бьёт! И совсем рядом!»
А за чаем дед поведал ему среди прочих таежных новостей и эту: два года назад появилась на его участке какая-то огромная рыбина, скорее всего – таймень. Увидеть рыбу поближе, а тем более поймать Макарычу так и не удалось, но по тому, как гулко и мощно колотила она хвостом по воде, глуша мелочь и играя, можно было догадываться о её величине.
– Таймени-то, они до семидесяти килограмм бывают, как брёвна. Видно, такая «акула» у нас и завелась, – распалял старик рыбацкую страсть внука. – Но, ядрёна корень, хи-итруща-а-я – за столь времени ни блесну не взяла, ни мышь, ни в сеть не угодила. Вот, Сергуня, пытай счастье, может, тебе больше повезет. Но осторожней с ней – такая и с камня сдёрнуть может, и из лодки вывернуть, коли в рост стоять будешь. Ты уж поаккуратней.
Конечно, Сергей тут же, ухватив спиннинг, загорелся тайной надеждой подцепить королевский трофей, но вернулся к дому лишь с несколькими ленками – тоже неплохой добычей, но…
Теперь и он смирился с мыслью, что обычной снастью хитромудрую великаншу не взять. Однако есть ещё один способ – и Сергей его сегодня вечерком испробует. Так что, успокойся, душа, и жди своего часа.
Позавтракав, Сергей присел на крылечко, обращенное к реке, и достал сигарету. Сизый дымок потянулся прямо вверх – воздух, напитанный утренним солнцем, был неподвижен. И вдруг в этой тишине ухо уловило какой-то негромкий звук, похожий на пение. Сергей прислушался – точно кто-то поет. «Может, транзистор в доме, но я же его как будто выключил?» Он не поленился – встал и зашёл в избу: приёмник молчал. «Вот тебе и один на триста километров! – усмехнулся он. – Но кто же это? Моторные лодки с рыбаками снизу до поста не поднимаются – пороги не пускают. Промысловиков летом нет, да и не будут они с включёнными магнитофонами или приёмниками по тайге бродить, как и не будут распевать сами песни – не в привычке это лесных людей. Туристы? А что, чудаки с рюкзаками сейчас везде шарахаются. Забросились, небось, в самое верховье реки на вертолёте и сплавляются на «резинке». У таких и музыка весь день горланить может…»
Он посидел еще минут пятнадцать, внешне неторопливо куря, а внутренне невольно напрягаясь: странный звук не исчезал, но и не приближался. Нельзя было различить и слова с мелодией, хотя явственно слышалось – звучит всё-таки песня. Временами создавалось ощущение, что она вообще доносится с ближнего плёса, но просто негромка и поэтому кажется далёкой. «Привал устроили? А может, это перекат? Вода чуть спала, вот он на камнях и «запел». Или расщепленное дерево на ветру? Но ведь ветра-то нет…»
В конце концов любопытство и желание проверить свои предположения подняли Сергея с крыльца во второй раз. Он обул сапоги, прихватил на всякий случай ружьё и зашагал по тропинке, ведущей по-над берегом к мыску, скрывающему плёс.
По мере того, как Сергей приближался к месту, где река делала изгиб и широко разливалась, пение становилось громче. Уже стало понятно, что звучит высокий и чистый женский