Но вот, наконец, яичные скорлупки треснули. «Пи-и! Пи-и!» – послышалось из них. Это зародыши стали утятами и высунули головки из скорлупок.
– Скорей! Скорей! – закрякала утка.
И утята заторопились, кое-как выкарабкались на волю и стали осматриваться и разглядывать зеленые листья лопуха. Мать им не мешала: зеленый свет полезен для глаз.
– Как велик мир! – закрякали утята.
Еще бы! Теперь им было куда просторнее, чем в скорлупе.
– Уж не думаете ли вы, что мир весь тут? – сказала мать. – Нет! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, к пасторскому полю, но там я никогда в жизни не бывала… Ну, вы все здесь? – И она встала. – Ах, нет, не все! Самое большое яйцо целехонько! Да когда же это кончится? Вот незадача! До чего мне это надоело!
И она опять уселась.
– Ну, как дела? – спросила, заглянув к ней, одна старая утка.
– Да вот еще яйцо осталось, – ответила молодая утка. – Сижу, сижу, а оно все не лопается! Но ты посмотри на деток – до чего хороши! Ужасно похожи на отца! А он, беспутный, и не навестил меня ни разу!
– Дай, я осмотрю яйцо, которое еще не треснуло, – сказала старая утка. – Наверное, индюшечье! Меня тоже надули раз. Ну и маялась же я, когда вывела индюшат! Они ведь страсть как боятся воды; уж я и крякала, и звала, и толкала их в воду – не идут, да и только! Дай же мне взглянуть на яйцо. Ну, так и есть! Индюшечье! Брось его; лучше учи своих утят плавать.
– Нет, пожалуй, все-таки посижу, – отозвалась молодая утка. – Столько просидела, что потерплю еще немножко.
– Ну, как знаешь, – сказала старая утка и ушла.
Наконец, треснула скорлупа самого большого яйца. «Пи-и! Пи-и!» – и вывалился огромный безобразный птенец. Утка оглядела его.
– Вот так верзила! – крякнула она. – И ничуть не похож на остальных. Неужели это индюшонок? Ну, плавать он у меня все равно будет: заупрямится – столкну в воду.
На другой день погода выдалась чудесная, зеленый лопух был весь залит солнцем. Утка забрала всю свою семью и заковыляла к канаве. Бултых! – утка шлепнулась в воду.
– За мной! Скорей! – крикнула она утятам, и те один за другим посыпались в воду.
Сначала они скрылись под водой, но тотчас вынырнули и весело поплыли, лапки у них усердно работали; и безобразный серый утенок не отставал от других.
– Какой же это индюшонок? – сказала утка. – Ишь как славно гребет лапками, как прямо держится! Нет, это мой родной сын! И, право же, недурен собой, надо только присмотреться к нему. Ну, скорей, скорей, за мной! Сейчас отправимся на птичий двор, я буду вводить вас в общество. Только держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь на вас не наступил, да остерегайтесь кошки.
Вскоре утка с утятами добралась до птичьего двора. Ну и шум тут стоял, ну и гам! Две семьи дрались из-за головки угря, но она в конце концов досталась кошке.
– Вот как бывает в жизни! – сказала утка и облизнула язычком клюв: ей тоже хотелось отведать рыбьей головки. – Ну, ну, шевелите лапками! – приказала она утятам. – Крякните и поклонитесь вон той старой утке. Она здесь самая знатная. Испанской породы, потому такая жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскуток? До чего красив! Это знак высшего отличия, какого только может удостоиться утка. Он означает, что хозяева не хотят с ней расставаться; по этому лоскутку ее узнают и люди и животные. Ну, скорей! Да не держите лапки рядышком. Благовоспитанный утенок должен держать лапки врозь и вкось, как их держат ваши родители. Вот так! Кланяйтесь теперь и крякайте!
Утята поклонились и крякнули, но другие утки только оглядывали их и говорили громко:
– Ну вот, еще целая орава! Будто нас мало было! А один-то какой безобразный! Нет, этого мы не примем!
И одна утка мгновенно подскочила и клюнула утенка в затылок.
– Не трогайте его! – сказала утка-мать. – Что он вам сделал? Ведь он никому не мешает.
– Так-то так, но очень уж он велик, да и чудной какой-то! – заметила утка-забияка. – Надо ему задать хорошую трепку!
– Славные у тебя детки! – проговорила старая утка с красным лоскутком на лапке. – Все очень милы, кроме одного… Этот не удался! Хорошо бы его переделать.
– Никак нельзя, ваша милость! – возразила утка-мать. – Правда, он некрасив, но сердце у него доброе, да и плавает он не хуже, пожалуй, даже лучше других. Может, он со временем похорошеет или хоть ростом поменьше станет. Залежался в скорлупе, оттого и не совсем удался. – И она провела носиком по перышкам большого утенка. – К тому же он селезень, а селезню красота не так уж нужна. Вырастет – пробьет себе дорогу!
– Остальные утята очень, очень милы! – сказала старая утка. – Ну, будьте как дома, а если найдете угриную головку, можете принести