Раненая песня. Павел Васильев

опадают. Но в травах густых

      Тяжело поднимаются жарким рассветом

      Перезревшие солнца обветренных тыкв.

      В них накопленной силы таится обуза —

      Плодородьем добротным покой нагружен,

      И изранено спелое сердце арбуза

      Беспощадным и острым казацким ножом.

      Здесь гортанная песня к закату нахлынет,

      Чтоб смолкающей бабочкой биться в ушах,

      И мешается запах последней полыни

      С терпким запахом меда в горбатых ковшах.

      Третий день беркута уплывают в туманы

      И степные кибитки летят, грохоча.

      Перехлестнута звонкою лентой бурьяна,

      Первобытною силой взбухает бахча.

      Соляною корою примяты равнины,

      Но в подсолнухи вытканный пестрый ковер,

      Засияв, расстелила в степях Украина

      У глухих берегов пересохших озер!

      Наклонись и прислушайся к дальним подковам,

      Посмотри – как распластано небо пустынь…

      Отогрета ладонь в шалаше камышовом

      Золотою корою веснушчатых дынь.

      Опускается вечер.

      И видно отсюда,

      Как у древних колодцев блестят валуны

      И, глазами сверкая, вздымают верблюды

      Одичавшие морды до самой луны.

1929

      Рассказ о деде

      Корнила Ильич, ты мне сказки баял,

      Служивый да ладный – вон ты каков!

      Кружилась за окнами ночь, рябая

      От звезд, сирени и светляков.

      Тогда как подкошенная с разлета

      В окно ударялась летучая мышь,

      Настоянной кровью взбухало болото,

      Сопя и всасывая камыш.

      В тяжелом ковше не тонул, а плавал

      Расплавленных свеч заколдованный воск,

      Тогда начиналась твоя забава —

      Лягушачьи песни и переплёск.

      Недобрым огнем разжигались поверья,

      Под мох забиваясь, шипя под золой,

      И песни летали, как белые перья,

      Как пух одуванчиков над землей!

      Корнила Ильич, бородатый дедко,

      Я помню, как в пасмурные вечера