Какая сволочь их туда кладет?
Пролог
Сентябрь 1941 года, город Москва, Кремль, кабинет И.В. Сталина.
– Садитесь, товарищ Жуков.
Георгий Константинович прошел вперед, отодвинул стул, сел. Сталин сидел во главе стола и задумчиво курил трубку. На длинном столе была разложена карта Ленинграда. Жуков успел это заметить, он понял, что разговор пойдет об обороне города.
– В последние дни, – Иосиф Виссарионович выпустил небольшой клуб дыма и положил трубку на хрустальную пепельницу, – под Ленинградом сложилась тяжелая… я бы сказал безнадёжная ситуация.
Жуков едва заметно дернул головой. Он знал, что четвертого сентября немцы начали обстрел самого города, а восьмого захватили Петрокрепость.
– Видимо, пройдёт ещё несколько дней, и Ленинград придется считать потерянным. – Верховный умолк и пристально посмотрел на генерала.
– Считаю, что Ленинград можно и нужно удерживать! – Жуков четко произнес каждое слово.
– Ворошилова я уже распорядился отозвать. Мне доложили, что маршал лично водил солдат в атаку. Не хватало еще, чтобы Первого маршала страны убили или взяли в плен. Вот будет германцам забава.
Жуков не поверил своим ушам. Пусть в кабинете кроме них двоих никого не было, и все же генералу не верилось. Сталин был откровенен как никогда.
– Есть мнение, – продолжил верховный, – назначить вас, – он сделал ударение на последнем слове, – командующим обороной Ленинграда. Поезжайте и сделайте все возможное.
Георгий Константинович понял, что беседа окончена. Он встал, чуть слышно щелкнул каблуками.
– Разрешите идти.
– Идите.
Жуков развернулся и уверенной походкой покинул кабинет Верховного.
Тринадцатого сентября Георгий Константинович прибыл в осажденный город. Вместе с ним прибыл комиссар госбезопасности третьего ранга[1]. В последний момент сам товарищ Берия попросил Жукова взять комиссара с собой, мол, у него ответственное поручение в Ленинграде. Машины уже ждали. Расстались быстро. Первым отошла машина с новым командующим ленинградским фронтом, следом сопровождение.
– Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, прошу в машину. – Старший лейтенант залихватски козырнул и услужливо открыл дверцу.
Комиссар в длинном кожаном плаще с пристегнутым меховым воротником молча сел на заднее сиденье. Машины покинули взлетное поле и выехали на хорошо укатанную дорогу.
– Что у вас, Каргуль?
Лейтенант обернулся с переднего сиденья.
– Так все исполнено, согласно плану. Точно в срок. Товарищ Самойлов ждет.
– Хорошо.
Машину внезапно подкинуло на ухабе, и офицеры красиво приложили водителя по всей его родне.
Часть первая
Между жизнью и смертью
Зловещие объятья вражьих рук – Их ощутил великий русский город. А нечисть, объявившаяся вдруг, Испытывала ненависти голод. Кольцом блокадным город обручён С врагом, не знавшим ранее препятствий. Тот, ослеплённый золотом икон, Шептал себе: «Иди, бери и властвуй!» Но город твёрдо знал – себя сберечь От волчьих лап зарвавшегося гада Он сможет – не об этом речь, О людях, в нём живущих, думать надо. А те крепились из последних сил, Уснувших приютила Пискарёвка. Кусочек хлеба стограммовый был Кусочком счастья – золотой подковкой… …Года идут. Блокады больше нет, Нашествие врагам тем вышло боком. Нам города голодного портрет Лишь память нарисует ненароком.[2]
Глава первая
Пред грозой
Сентябрь 1941 года, город Ленинград, проспект Володарского, дом 4, Управление НКВД.
– Товарищ старший майор[3], у нас все готово, – по-военному вытянувшись, доложил человек в медицинском халате. Это подобие армейской выправки ему совершенно не шло.
Его профессорская бородка торжественно топорщилась, а пенсне, съехавшее на кончик носа, придавало человеку вид светила науки.
– Показывайте, Илья Михайлович, – спокойно ответил старший майор.
– Прошу сюда.
Два шага по коридору – и они оказались