Внезапно над шумной компанией возвысилась молодая женщина с лицом дерзким и страстным, ее звонкий голос опоил сознание колдовской поэзией:
«Июль пылал невыносимым зноем,
Метало солнце огненные стрелы
И языки ленивого прибоя
Песок лизали, словно сахар белый…»
Кто она, та неведомая поэтесса? Надо внимательнее всмотреться в ее лицо, глаза. «Не прячь их, слышишь!» Она и не думала прятаться. Наоборот, взгляд женщины пронзал каждого, пронзал так, будто присматривал себе жертву…
«И изнывали томные деревья,
Листву роняли, не давали тени.
И сохнувшей травы торчали перья,
Царапали горячие колени…»
Каждая строчка, слово окунали в безбрежный омут; Федор почувствовал себя участником неких событий, о которых ему упорно твердил женский голос:
«Взгляд, как ожог, внезапен и настойчив…
Еще ни слова вслух не прозвучало.
Горела кожа, кровь в висках стучала.
И веяло дыханьем летней ночи…»
– Стоп! – сказал себе Федор, – слишком уж быстро этот огонь распространяется по моему телу. Так нельзя, еще секунда – и сгорю!»
…Кадры поменялись: теперь – ночная осенняя улица, издевательские насмешки в его адрес, за которыми последовали – угрозы. Началась драка и, кажется, он кого-то отделал. Или отделали его?..
И опять – тишина и чернота. Он мирно плыл по неведомому течению. Плыл, пока резкий звон не потребовал пристать к берегу. Не хочется! Никак не хочется! Федор мечтал оставаться в странном забытье, отринуть все посторонние звуки. И плыть по течению дальше!
Не получалось! Проклятый звон настигал повсюду. Хоть забирайся в барокамеру! Да он и туда пробьется!
Федор наконец-то открыл глаза. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять: он – у себя дома, в кровати, лежит, подушка на голове… Даже простыни не разостлал. А что за звон?.. В голове, после вчерашнего? К сожалению, трезвонили в дверь.
Он встал, неуверенным шагом направился к двери. По пути взглянул в зеркало. Ну и видок! Волосы взлохмачены, под глазами – круги, на скуле красовался синячище. «Красавец!»
В таком виде ему явно не до приемов. Однако настойчивый звонок вновь бесцеремонно взорвал квартиру. Подчиняясь его жестокой воле, Федор громко крикнул: – Иду я, иду!
Быстро промыл глаза, пригладил редкую шевелюру и распахнул дверь. На пороге – двое: молодая светловолосая женщина и грузный, одутловатый мужчина. У женщины возникший пред очами образ вызвал легкую усмешку, мужчина не прореагировал.
– Москвин Федор Николаевич? – спросила незнакомка.
– Он самый. А с кем имею честь?
Ему тут же предъявили два удостоверения. Следователи прокуратуры? Неужели какие-то нежелательные последствия после вчерашней драки? Так что там было? Ну, пристали «нехорошие парни», потребовали денег… Один вынул нож…
Да, все было именно так!.. Ведь не оставалось иного выхода, и если он кому-то что-то сломал, то это лишь необходимая самооборона…
– Не пригласите войти? – поинтересовалась женщина.
Федор с тоской подумал о царящем в квартире хаосе. Но как откажешь представителям органов!
– Проходите.
При виде разбросанных повсюду вещей насмешка женщины переросла в сарказм, ее партнер по-прежнему напоминал каменное изваяние. – Чай? Кофе? – устало спросил Федор.
– Это лишнее, – послышался низкий голос мужчины.
– Давайте сразу к делу.
– А что случилось?
Боязнь, что он все-таки перешел границы необходимой самообороны, усиливалась. Но у подонков был нож!
– …Мы насчет Елены Геннадьевны Крамской.
– Крамской? – с трудом соображал Федор. «Причем здесь она? Моя вчерашняя драка не интересует следователей?!»
– Вы хорошо с ней знакомы? – мужчина игнорировал его вопрос.
– Еще бы!
Женщина буквально впилась в него взглядом, требуя продолжать. Федор пожал плечами:
– Работаем вместе. Вы об этом наверняка знаете.
– Знаем, – уклончиво ответил мужчина. – Что вы о ней расскажите?
– А что хотите услышать?
– Ее интересы, круг знакомств.
– Она что-то натворила?
– Почему вы считаете, будто она «что-то натворила»?
– Раз ею интересуются органы…
– Видите ли…
– Мне бы хотелось знать, –