Никто не любит змей.
Во всяком случае, по доброй воле.
Не считая, конечно, специалистов-серпентологов и всех прочих изможденных доцентов-очкариков и замученных студентов в жеваных белых халатах, которые целыми днями отираются возле террариумов, замеряя дневную температуру зева обыкновенного аспида и придирчиво исследуя состав испражнений какой-нибудь виперы рогатой.
Никто не любит змей.
Но ведь и змеи тоже никого не любят.
За исключением того, кто обладает властью их вызвать.
Впрочем, это опять не любовь.
Скорее, вынужденное уважение.
Поэтому тот, кто решится вызывать змей, должен постоянно об этом помнить. Иначе ему крупно не повезет.
Поначалу Глас Призывающего был слабым. Его заглушал немолчный шорох песков, ночные вздохи джунглей, толщи потрескавшихся и мертвых скальных пород. К тому же сильные помехи создавали города и прочие человеческие поселения – там всегда было слишком шумно, суетно и торопливо.
А взывающий к пустыне не должен торопиться.
Он должен стать пустыней сам.
И тогда она услышит его Глас.
Видимо, на сей раз Призывающий знал свое дело. Его Глас не умолкал. Он разрастался над спящей землей подобно тому, как по луже растекается радужно-маслянистое бензиновое пятно. И с каждым мгновением Глас становился все сильнее и увереннее.
Он взывал.
И две ярко-зеленые плетевидные змеи с головками, похожими на остро отточенный ноготь, заслышав зов, прекратили спариваться. Странное дрожание сотрясло их хрупкие и тонкие тела.
Змеи еще не поняли, что их жизнь изменилась.
Но в этой жизни определенно появилась Цель.
Цель, куда более важная, чем поиск партнера, охрана кладки и борьба за территорию.
Змеи слегка приподнимали над землей свои плоские жутковатые головы и начинали Путь.
Путь к тому, кто осмелился их вызвать.
В комнате царила темнота. Иначе и быть не могло, поскольку для некоторых занятий наличие хорошей, добротно и со знанием дела созданной темноты имеет фундаментальное значение.
Например, для занятий магией.
Но полная темнота продолжалась недолго… Спичка чиркнула о коробок, и тонкий, робкий лепесток пламени вытянулся над свечой, заполняя и без того душный воздух августовского вечера ароматом воска. И оказалось, что свеча эта стоит на столе, меж двух параллельно поставленных зеркал, а за ее колеблющимся пламенем напряженно следят сидящие по разные стороны стола мужчина и женщина.
– Вы видите, Марина? Пламя колеблется, – со значением в голосе говорит мужчина.
– Да. – В голосе Марины слышится явный испуг. – А что это означает?
Судя по голосам, эти двое еще достаточно молоды для того, чтобы перестать верить в магическую силу свечей и зеркал…
– Это значит, – голос мужчины полон усталости, характерной для прорицателей и ясновидцев, – что на вас навели порчу.
– Я так и знала! – восклицает Марина, всем своим видом показывая собеседнику, что не прочь закатить истерику. Или хотя бы просто бурно разрыдаться. – Я чувствовала!
– Что именно вы чувствовали? – Усталость ясновидца сменяется усталостью психотерапевта. При этом в голосе обнаруживается некий процент скепсиса и морального превосходства: мол, говорите, мадам, говорите, все равно окончательный диагноз вы себе сами не поставите. И только вскрытие покажет, чем вы на самом деле болели…
– Утомление, депрессию… Тошноту по утрам! Как только прихожу на работу – все валится из рук, ничего делать не могу, а ведь я директор фирмы! Подчиненные ко мне в кабинет: ах, Марина Николаевна, звонят из Контрольно-ревизионнного управления, ответьте! Ах, пришли представители корпорации «Форморда» насчет аренды полезной площади – примите! А я сижу и в органайзер рыдаю – до того жизнь опротивела! И работа обрыдла!
– Помилуйте, вы так молоды, нельзя поддаваться подобным мыслям! Хотя… Не исключено, что один или два ваших сотрудника – вампиры.
– Как?!
– Энергетические. Нет-нет, они не могут насылать порчу. Они просто высасывают из вас всю положительную энергию. Питаются вашими эмоциями. Вы описываете очень расхожие симптомы подпадания под влияние энергетического вампиризма.
– Узнаю кто – уволю, – мрачно изрекает директор фирмы.
Кстати, для директора она весьма молода. Видимо, и фирма у нее такая же – молодая, бестолковая и нестабильная. Много с такой не возьмешь.
Марина, забыв о своей солидной должности, принимается-таки горько рыдать:
– А еще, еще мне вся пища почему-то кажется горькой! Или, наоборот, просто безвкусной! Готовлю себе самые любимые блюда – и потом не могу есть! Испытываю отвращение!
– Еще что? – Мужчина не