Впрочем, он не очень тревожился. Всё казалось временным. Об этом неустанно повторяли и по радио. «Временные меры», «временная угроза», «временные неудобства» и так далее. Устроившись в газету, Андрей узнал, что работа будет заключаться в том, чтобы повторять в статьях о временном характере всего происходящего.
Главным редактором была молодая женщина. В первый день она вызвала его к себе и пространно начала рассказывать о политике газеты, её целях и задачах. Андрей слушал вполуха. Ему, маститому московскому журналисту, казалось нереальным застрять тут надолго. Во время её монолога больше всего ему хотелось спросить, замужем ли она и естественный ли у неё цвет волос.
– У вас остались вопросы? – лучезарно улыбнувшись, спросила она, когда закончила рассказывать. Андрей поймал себя на мысли, что почти ничего не запомнил.
– Простите, я могу задать вопрос не по теме нашей встречи?
– Да, конечно.
– Что думает ваш супруг об этом?
Редактор непонимающе похлопала ресницами. Её огромные глаза окончательно превратились в голубые блюдца. Андрей не смог сдержать улыбку.
– О переезде сюда, – уточнил он.
– Он ничего не думает, – сказала она после секундного замешательства, – вернее, мы не… в общем, он ничего не думает.
«Неожиданно», – подумал Андрей, чей внутренний голос склонялся к тому, что она не замужем. Он вдруг почувствовал апатию и растерянность. Конечно, позже, в другое время и в других обстоятельствах можно будет продолжить натиск, но сейчас ему этого не хотелось. Он вообще не хотел углубляться в расспросы, однако редактор заговорила дальше сама:
– Но даже если у него и есть какие-то мысли… то он не думает ничего специфического, если вы понимаете, о чём я.
– Нет, не понимаю. Что тут можно «специфическое» думать или не думать?
– Но вы же имели что-то в виду, не так ли? – Редактор встрепенулась и подалась вперёд, чуть перегнувшись через стол, хотя её и так было прекрасно слышно.
– Я вот думаю, что тут довольно мило, – сказал он первое, что пришло в голову, и перевёл взгляд на окно.
Сидели они в кабинете на последнем этаже здания бывшего завода. Огромное пространство двора было утоплено в снегу. Ветер, порывами налетавший с бескрайних просторов тундры, подтаскивал снег к ограде. Андрей почувствовал меланхолию и поспешил отвернуться, вновь встретиться глазами с редактором.
– Да, здесь очень мило, – согласилась она.
– Я, знаете, тоже ничего особенного не думаю. Не знаю, зачем спросил. Извините.
– О, нет-нет, я ценю ваш интерес, – казалось, она заговорила с облегчением.
Они простились, и Андрей отправился на своё рабочее место. Редакции газеты был отдан целый этаж. Зачем так много? Пока здесь трудилось всего десять человек. Кажется, редактор что-то упоминала о расширении. Но Андрей не стал переспрашивать, а просто занялся делом. «Всё временно», – повторил он.
Андрей без особых сложностей составил несколько текстов, которые ему в качестве задания прислала редактор. Это напоминало работу на втором-третьем курсе института. Он сделал её механически, почти не вникая в то, что пишет. Больше походило на агитационный плакат, чем на статью. Впрочем, посидев над ней с полчаса и перечитав дважды, он убедился, что именно агитацией теперь и занимается.
Это осознание задело его. Несколько минут он просидел в растерянности. Он почувствовал себя натянутой пружиной, готовой в любой момент разжаться. Вот сейчас он вскочит, пересечёт холодный, плохо отапливаемый этаж, ворвётся в кабинет к блондинке и воскликнет: «На такое я не готов подписаться! Извините, что отнял ваше время, но я ошибся!» Он объяснит, что привык заниматься журналистикой: расследованиями, разоблачениями, аналитикой, громкими выводами, а не демагогией на уровне болтовни в подъезде – ему не пришлось даже ни разу зайти в интернет, чтобы написать это.
Но по какой-то причине пружина не разжалась. Пройдёт много времени, но всякий раз, думая о том, чтобы отказаться от этой работы, Андрей представлял себя снова едущим через тундру – в обратном направлении, к Москве, через те же бесконечные заснеженные просторы «настоящей» России, прежде известные ему лишь смутно. Делалось неуютно и даже страшно от размеров страны, которую он, столичный житель, прекрасно представлял по карте, но совершенно не был готов объять в действительности.
Когда он спрашивал, ещё в самом начале пути, отчего их не отправляют в городок на самолёте, ответили очень просто и неправдоподобно: «Посадочную полосу не вычистить от снега». Он чувствовал, что и назад ехать придётся на поезде, пересекающем яростной чёрной стрелой утонувшие в полярной ночи белоснежные поля. Постепенно он расслабился и поник над текстом, стараясь думать как можно меньше. Время пошло быстрее.
В день Андрей обязан был сдавать не менее трех статей.