– Рия-Ла, может, свет все-таки включить? – разлился во мраке заботливый приятный мужской голос.
– Нет! – в панике взвизгнула я. – Не смей. Еще не все!
– Третий час «не все», – теперь в интонациях слышался укор. – Сколько можно?..
– Столько, сколько нужно! – отрезала я, ощупывая себя.
Ладони скользнули по влажной, покрытой капельками пота коже на груди и шее. Поднялись выше, пропустили через пальцы путающиеся пряди длинных шелковистых волос. Н-да…
– Давай я тебе купальню приготовлю, – заискивающе мягко проворковал голос. – Ты расслабишься. Успокоишься. Наверняка просто перенервничала, потому и не получается…
– Готовь.
Ощупывая руками пространство перед собой, я сделала короткий шаг к гигиеническому модулю. То есть туда, где он, по моим предположениям, должен был находиться. Второй шаг, третий…
– Левее, – тут же получила подсказку.
– А ну гаси инфракрасный спектр! Не подсматривай! – возмутилась я, выправляя траекторию.
Ладони коснулись упругой гладкой поверхности, которая тут же послушно развернулась, позволяя в нее залезть.
– Не могу, – нравоучительно отозвался голос. – Я на службе…
Приглушив последние слова, складка модуля сомкнулась над моей головой, а тело погрузилось в вязкую очищающую массу. Действительно расслабляющую, если настрой соответствующий. Однако у меня он был совсем иной. Переживательный! И нежные, ласкающие касания стенок купальни я практически не воспринимала. В моей голове все перекрывала собой только одна мысль – должен же мой организм вспомнить, кто он есть на самом деле, и вернуть себе нормальный облик!
В какой-то момент мне показалось, что это наконец произошло, и я настолько обрадовалась, что, не дожидаясь сушки, решительно раздвинула эластичные створки, выбираясь наружу. Вот только первое, что ощутила, попав в темное пространство, – все те же запахи.
– Два-восемь, зеркало и свет, – обреченно вздохнула, прикрывая глаза рукой.
Несколько секунд так и стояла, не отваживаясь посмотреть. А когда все же это сделала…
Грудь необычно сильно выделяется, кожа розовато-бежевая, губы красные, какие-то полные и подвижные. Мои привычные серые радужки превратились в зеленые, зрачки теперь круглые, ресницы укоротились. Брови, как и волосы, остались черными, но первые так и норовят уползти куда-то на лоб, а вторые расслоились, став очень тонкими и волнистыми. Их теперь так много!
Катастрофа…
Пошатнулась, отступила. Упав спиной на релаксирующий гель, сложила руки на груди и закрыла глаза. Лучше бы я сегодня не просыпалась. И вообще глупо было думать, что если я изменений не вижу, то они и не проявятся в полной мере.
– Вчера ты не так сильно изменилась. И вернулось все обратно быстрее, – сопроводил мое падение задумчивый голос диспетчера. – Ты ничего на ночь подозрительного не пила? – продолжил, потому что я молчала. – Тебя никто не кусал?
Застонав, я перевернулась на живот.
– Какая разница, что и как в меня попало? – буркнула в гель. – Это ненормально! Я атрионка, а не человек! И не хочу жить с таким… таким…
Приподнялась, рассматривая ровную кожу на руке. Без чешуек, с какими-то короткими волосками, которые еще и вздыбились, когда волна прохладного воздуха прошлась надо мной, остужая разгоряченный организм. А кожа вовсе неприятно натянулась и покрылась мелкими пупырышками. Жуть.
– Может, это все же временное явление, – снова попытался меня утешить два-восемь. – Возраст у тебя переходный.
– У Ал-Рифа он тоже когда-то был переходный! – парировала я. – Но брат-то не изменился! Что-то не видела я, чтобы он в таком облике разгуливал.
На этот раз промолчал диспетчер, а я, подперев голову кулачком, тоскливо уставилась на плавные изгибы фиолетово-красной стены.
За что мне такое «счастье»? Ладно бы я родилась землянкой, хоть не так обидно было бы. Но сто лет прожить совершенно нормальной атрионкой, а потом вдруг начать меняться… Это же безобразие!
– Рия! – настолько неожиданно позвал обеспокоенный женский голос, что у меня сердечко едва из груди не выскочило.
Я судорожно дернулась, подпрыгивая на волнообразно закачавшейся поверхности, сообразив, что не услышала, как открывается проем.
– Мама… – растерянно пискнула, впиваясь глазами в невысокую фигурку с куда более выраженными, нежели у атрионов, изгибами тела, – обтягивающая ткань бледно-зеленого домашнего платья лишь сильнее это подчеркивала.
– Дочурка, ты чего спишь так долго? – Родительница определенно изумилась тому, где именно я провожу столько времени.
Подошла ближе, присмотрелась, нахмурилась и тряхнула головой, рассыпав по плечам копну черных кудряшек, в точности таких, как сейчас у меня.
– Не собралась, не поела… Ты забыла, что тебя сегодня Ита-Ял ждет? Ну-ка, давай поднимайся, одевайся –