сесть, они продолжали веселую беседу. У двери налево сидел национальный гвардеец со штыком, а в темном углу комнаты я едва мог разглядеть седого старика, в черном фраке, с трехцветным шарфом через плечо и с весьма живописною наружностью. По стенам висели акварельные портреты дам и детей, в костюмах 1812 года. Я вынул маленький альбом, который постоянно носил в кармане, и бесцеремонно принялся набрасывать всю виденную мною картину. Это обратило внимание испанца; он попросил посмотреть; за ним подошли другие. Я заговорил с ним по-испански, и он принял меня за португальца. Я разуверил его насчет своей национальности, и вся публика принялась смотреть на меня с особенным любопытством. В последнее время я так успел привыкнуть к этому любопытству, что оно вовсе уже не стесняло меня. Юноша пьемонтец счел долгом заметить, что он не знает немецкого языка, и что его сильно удивляет, как это чехи и поляки говорят таким языком, что даже и немцы их не понимают. В это время дверь, у которой сидел часовой, отворилась, и из нее вышел старичок небольшого роста, но бодрый и коренастый, с длинными волосами и бородою, в венгерской шапочке, что всё вместе делает его очень похожим на Гарибальди, которого он соотечественник и секретарь. «Господа, – сказал он, – генерал обедать не будет, а просит вас прислать ему тарелку супу и еще чего-нибудь». Затем он пригласил старика с трехцветным шарфом войти в комнату диктатора, а шумная толпа офицеров, томимая аппетитом, решилась идти в столовую, не дожидаясь Миссори. «Семеро, дескать, одного не ждут».
IV. Санта-Мария
Чтобы вполне понять новое распределение гарибальдийских войск против Капуи, необходима небольшая топографическая заметка о месте действия. Но предполагая, что из журнальных известий читатели составили себе общее о ней понятие, я не буду очень распространяться об этом. Между Неаполем и Капуей идет железная дорога, но не по прямому направлению. Сперва от Неаполя она направлена к северо-востоку до местечка Маддалони, оттуда на запад до Казерты, и наконец оттуда по прямой линии на север и очень мало на восток, в Капую, через Санта-Марию. Между Маддалони и Санта-Марией, по берегу Вольтурно, возвышаются вершины Сант-Анджело и Сан-Микеле, совершенно в виду Капуи, и господствуют над нею. Кроме того, из Санта-Марии в Неаполь идет шоссе, пересекающее железную дорогу через местечко Аверса. Таким образом, Казерта, с запада, севера и востока, окружена полукруглой линией, идущей от Аверсы, через Санта-Марию, Сант-Анджело и Сан-Микеле до Маддалони. Эта линия была разделена в военном отношении на две части: первой, большей, от Аверсы до Сант-Анджело командовал генерал Мильбиц, второй – Биксио. Всё пространство, ограниченное этой линией и далее на север, представляет сплошную равнину, доходящую к западу до самого моря. Равнина эта хорошо обработана, и незапаханные места покрыты деревьями и постройками. Санта-Мария, небольшой городок, имеет несколько тысяч жителей, которых бо́льшая часть впрочем разбежалась при нашем приближении: такой страх и
