Понятно, что молодому автору и эти журнальные публикации приносили большую радость, хотя он их конспиративно подписывал одним лишь своим инициалом – М. Эта его предусмотрительность, кстати, вряд ли могла ввести в заблуждение российскую полицию – она, как и российская дипломатия, внимательно наблюдала за маршрутами и встречами Льва Мечникова, пребывавшего в иллюзии о надежности своего подполья.
Причины для конспирации у автора были – в этом может убедиться современный русский читатель, как это уже сделал, чуть раньше, читатель итальянский, для которого мы недавно перевели и опубликовали в отдельном томе эти записки (книга была встречена в Италии с большим энтузиазмом)[1].
Текст Мечникова с трудом подпадает под определенный жанр. В самом деле, перед нами – и мемуары, и книга странствий во время войны за объединение Италии, в которой принял деятельное участие этот чужеземец, русский юноша. И здесь – первая особенность книги: это описание воюющей страны, сделанное иностранцем; автор учит итальянский язык и исследует национальные особенности с оружием в руках, встав на сторону тех, кто желает свободы, независимости и единства своей Родины.
Вместе с тем, перед нами – социологический и этнографический очерк, включающий историко-политический анализ деятельности Гарибальди и его движения.
Автор никогда не скрывает перед своими собеседниками своего иностранного (славянского) происхождения, да и вряд ли смог бы это сделать. Он с пылом изучает страну, передвигаясь по ней самыми разными способами – на поезде, на лошади, пешком, в кабриолете, на борту корабля. Читателю представлена уникальная галерея персонажей – рабочих, ремесленников, крестьян, интеллектуалов, аристократов, дипломатов, членов каморры (типа Санджованнары), дельцов и спекулянтов, женщин с сомнительной репутацией (типа Наньеллы), священников, как формально исполнительных (Кукурулло), так и бунтовщиков (Гавацци), артистов, певцов и, наконец, множество солдат, офицеров и прочих воинов, в том числе добровольцев, да и просто искателей приключений, а также многих иностранцев.
Итальянская реальность у Мечникова необыкновенно многогранна. Географически она сосредоточена в трех областях – в Тоскане, Кампании и на Сицилии.
Мемуарист всегда необыкновенно трезв, точен и сдержан в своих оценках. Он не «повышает голос» и не посылает проклятия свои врагам, даже когда получает от них тяжкое ранение. Вместе с тем, этот гуманист не может не прийти в ужас от вида тел солдат бурбонской и гарибальдийской армий, истерзанных пулями и снарядами. Он не может также простить бурбонским солдатам пыток и издевательств, которым они подвергали пленных гарибальдийцев. Принесенные гарибальдийцами жертвы в конце концов предопределили и бесславный конец неаполитанских Бурбонов. Описанное Мечниковым моральное разложение бурбонской армии – пьянство и мародерство – заканчивает эту картину заката Неаполитанского королевства при массовом безразличии его подданных. Но Мечников проявляет и истинную непредвзятость, не утаивая и изъяны у своих товарищей по оружию – излишнюю жесткость революционного генерала Нино Биксио или трусость некоторых гарибальдийцев под Казертой.
Перемещения по Италии позволили русскому гарибальдийцу оценить реакцию ее населения, будь то простой люд или представители элиты, на происходящие эпические события. Всякий раз любопытство Мечникова имеет отнюдь не поверхностный характер: он проявляет проницательность и психологическую точность, давая яркие портреты как отдельных персонажей (к примеру, Наньеллы), так и целых народных групп. Вообще, народ и всё народное его необыкновенно интересует. Это особенно очевидно при описании Неаполя и ярких проявлений жизни этого великого города – фольклора, музыки, религиозности, карнавальности, каморры, его своеобразного народного творчества, в частности, песен, которые неаполитанцы прилаживают к текущему политическому моменту, и триумфальных шествий (при победоносном входе революционной армии в Неаполь они даже внешне подделывают себя «под Гарибальди»).
Среди отдельных и филигранно выписанных портретов выделяются образы священников (Кукурулло, фра Панталео, падре Гавацци), а также женские образы (Санджованнара, Наньелла, Анита Гарибальди, графиня Делла Торре, маркиза Джесси Уайт-Марио). Всем им приданы точные психологические черты.
В отличие от обычных путешественников, Мечников уделяет мало внимания знаменитым итальянским достопримечательностям, и это понятно: он участник военного конфликта. Но и здесь сказывается врожденная любознательность автора, и он доносит до нас описания нескольких городов – в первую очередь, это Палермо и Неаполь, и затем, во время лечения раны, Казерта. Особенно детально представлен Неаполь – его трущобы с трактиром Санджованнары (она выступает как «авторитетный» представитель каморры, несмотря на принадлежность к женскому полу, а также как участник подготовки триумфального вхождения Гарибальди в город), неаполитанские гостиницы и особняки, в одном из которых обитает Александр Дюма, один из главных творцов европейского мифа о Гарибальди.
Мечникову чужд пафос: он во взвешенных формулировках рассказывает как о героизме, так и о трусости и жестокости,