– Ты больше, чем королева, – мой голос был приторно искренен. – Богиня!
Пять минут – полет нормальный. Нельзя давать передышку. Темп и еще раз темп, а то подопытный кролик заскучать может.
– Потанцуем?
Часть 1
Знакомство первое: Алекс
Не страшно, когда человек находится в нищете, страшно, когда нищета находится в человеке.
Народная мудрость.
1
Существовало вне времени и пространства непонятное Ничего. Никого не трогало, никому не мешало. Всем было довольно. Может быть, ело, если умело, спало, если получалось, развлекалось там как-то само с собой в меру фантазии. Потому что оно было Ничего, и ничего кроме него в материальном плане больше не было. Теперь затронем сферу духовную, столь же неведомую и наукой необъяснимую. Однажды, по какому-то одному Ему ведомому поводу (все же до зуда в мозгах интересно: что подтолкнуло?) решил Господь создать мир. И исчезло неизвестное ныне Ничего. То есть, сотворил Он (неизвестно, как именно, но это не нашего ума дело) из Ничего нечто логичное, упорядоченное, правильное. Как противовес хаосу и безумию. И стал мир.
Увы, ненадолго. Явился со своими идеями низвергнутый Люцифер и изменил мир. Подарил миру сомнения.
Моисей вновь упорядочил разворошенный улей мира, сообщив ему Заповеди. Дал Правила. Подарил надежду.
Время шло – мир отходил от Завета. Не жил Заповедями. Нарушал Правила. И пришел Иисус восстановить статус-кво. Пришел, чтобы научить любить ближнего – и тем разрушил испортившийся мир в лице цивилизации Рима, непобедимой для другого оружия.
Потом пришел Магомет, вновь принеся в мир подзабытую мысль, что гнилое отрубают, а праведное чтят.
Потом еще многие за прошедшие века меняли правила игры и вели людское стадо в разные стороны, забывая о главном. В результате мир снова испортился.
Меня зовут Алекс. И я знаю, как вновь изменить мир к лучшему.
2
– Акимов, на выход. С вещами.
Меня подбросило.
Недолгие сборы. Стальная дверь настежь. Двое парней в застиранной униформе, погромыхивая ключами, открыли проход в рай. Может, не в рай, но, в любом случае, из ада. Зуб даю… как здесь говорят.
Нахватался за год с лишним.
– Бывай, Алекс-ака, – донеслось вслед хрипло-старческое, но весомое. – Воле привет. Дай Бог, свидимся.
С металлическим стуком затворилась дверь, и «хата шесть ноль» осталась в прошлом. До окончательного закрывания на все замки и запоры меня поставили лицом к стене.
– Ишь ты – «ака»! – хмыкнул один из похожих друг на друга мордатых конвоиров (специально где-то отбирают таких, что ли?)
Второй, что запирал за мной на ключи и засовы, поинтересовался:
– Это типа «уважаемый» или сокращение от Акимова?
– Ни то, ни другое, – сказал я, раз уж дозволили высказаться. – Не ака, а А-Ка, Автомат Калашникова.
Конвоиры синхронно, как сиамские близнецы, потерли задницы с отвисшими кобурами, по мне скользнули удивленные взгляды.
– Как с Архангельским скорешился? – упал новый вопрос. – Вечный сиделец никого не подпускает, а с тобой – как с родным.
Я пожал плечами:
– Сам ко мне расположился.
– Странно. Это ведь он тюрьму держит. Он, а не Хозяин. Да что тюрьму – вся область под ним…
Вдали послышались шаги и лязг совокупления ключей с промежуточными решетками, что по степени скрежета и прилагавшемуся мату больше походил на изнасилование. Меня резко ткнули лицом в стену. Кого-то провели мимо, путь вновь открылся. Потом я где-то расписывался, получал давно забытые вещи, как во сне вертел в руках когда-то подаренную женой авторучку, которую очень любил. И жену, и авторучку. Обеих.
Дождалась меня только авторучка.
И вот я возвращаюсь. Привет, мир, я иду с тобой разбираться. Прости, что задержался. Отвлекли.
Свобода. Солнце. Люди. Облака. Зелень.
Запахи.
Простор.
Что еще нужно для счастья? Свежий воздух обжег легкие, взор скользнул по чистому небу без полос стальных жалюзи за оконной решеткой.
Я – Алекс. Не Алексей, не Александр, именно Алекс. Родители постарались. Говорили, что это модно было, и то, что внуки будут непонятными Алексовичами, их не смущало. Они в то время за границу собирались, жить и работать. Точнее, работать, чтобы жить. Там отчествами не пользуются. Но судьба сделала сальто, и работать, как и жить, вдруг оказалось лучше на родине. К сожалению (или к счастью, если учесть то, что со мной