– Конечно. Не переживай. Я обожаю пятна кофе на одежде.
Вивиан держит руку над клаксоном, словно приготовившаяся к атаке кошка:
– Твоя одежда и так вся в дырах. Кофе для нее не проблема.
Если на свете есть люди, которые никогда не попадают в неловкие ситуации – ни в общении, ни в жизни, – то это моя мачеха. В детстве я восхищалась ее способностью очаровывать людей. Возможно, думала, что когда-нибудь это передастся и мне… но вскоре отбросила глупые мысли. Идеальность Вивиан читается в каждом жесте – мне такой никогда не стать, – и ее бесят веганская куртка из экокожи и черные драные джинсы. В итоге теперь я развлекаюсь, надевая их на званые обеды. Надо находить плюсы в любой ситуации, правда?
– Проблема в другом: когда мне удастся увидеть отца? – говорю я, глядя в окно на проплывающие мимо обветшалые дома Новой Англии с их темными ставнями и маленькими смотровыми площадками на крышах.
Вивиан поджимает губы:
– Мы уже сотню раз это обсуждали. На этой неделе его перевезут в Центральную больницу штата Массачусетс.
– До которой от Салема час пути. – Этот аргумент я неизменно повторяю уже три недели – с тех самых пор, как узнала, что нам придется продать квартиру в Нью-Йорке. Квартиру, в которой я прожила всю свою жизнь.
– По-твоему, лучше было остаться в Нью-Йорке и бросить отца без денег на лечение? Мы понятия не имеем, сколько еще он пробудет в коме.
Три месяца, двадцать один день и десять часов. Столько уже длится кома.
Мы проезжаем ряд «магических» магазинчиков с витринами, украшенными метлами и связками трав.
– Здесь определенно обожают колдовство, – говорю я, игнорируя последний вопрос Вивиан.
– Это один из знаменитейших старинных городов Америки. Твои предки сыграли важную роль в его истории.
– Мои предки в семнадцатом веке вешали ведьм. Не совсем то, чем стоит гордиться.
Но если честно, меня разрывает от любопытства при мысли об этом городке, о его булыжных мостовых и зловеще чернеющих домах. Мы проезжаем полицейскую машину с нарисованной на дверце ведьмой. В детстве я всеми силами уговаривала отца съездить сюда, но он оставался непреклонен. Каждый раз повторял, что от Салема одни только беды, и закрывал тему. На папу не действуют никакие убеждения.
Прямо перед нами медленно плетется автобус с рекламой экскурсий по местам обитания призраков. Вивиан рывком останавливается, но сразу же срывается с места, подбираясь вплотную к автобусу.
– Неплохая работенка, специально для тебя. – Она кивает в сторону рекламы.
Я выдавливаю улыбку:
– Я не верю в привидения.
Мы сворачиваем на Блэкберд-Лейн, улицу с обратного адреса бабушкиных открыток из моего детства.
– Что ж, в Салеме ты такая единственная.
Не сомневаюсь. Впервые за время диких американских горок, ошибочно названых поездкой на машине, мой желудок сжимается не от тошноты, а от приятного предвкушения. Дом номер 1131 по Блэкберд-Лейн, здесь отец провел все свое детство, здесь он познакомился с мамой. Это массивное белое двухэтажное здание с черными ставнями и колоннами на террасе. На крыше лежит деревянная черепица, облупившаяся от времени и соленого воздуха, а идеально подстриженную лужайку окружает кованая ограда с острыми пиками.
– То, что надо, – заявляет Вивиан, осматривая новый дом.
Красный кирпич подъездной дорожки от старости расшатался и вздыбился под давлением корней деревьев. Когда мы въезжаем в черные арочные ворота, серебристое спортивное авто Вивиан подскакивает на выбоине и резко останавливается.
– Здесь можно жить вдесятером и вовек друг с другом не столкнуться, – замечаю я.
– Я и говорю: то, что надо.
Собираю волосы в небрежный пучок на макушке и подхватываю тяжеленную сумку, стоящую в ногах. Вивиан уже выбралась из машины и звонко цокает каблучками по кирпичам, пробираясь к боковой двери, укрытой кованым козырьком. Я глубоко вздыхаю и распахиваю дверцу автомобиля. Но спокойно рассмотреть свое новое жилище не получается – из сине-голубого домика по соседству выскакивает женщина и с энтузиазмом принимается махать нам рукой.
– Приве-е-е-е-ет! О, рада вас видеть! – говорит она, сверкая улыбкой и шагая по газону в нашу сторону. Оскалом шире этого меня еще ни разу не награждали.
У соседки румяные щеки и белый фартук с рюшами, словно она сошла к нам прямиком со страниц журнала для домохозяек 1950-х годов.
– Саманта! – просияв, восклицает она и хватает меня за подбородок, чтобы внимательно изучить лицо. – Вся в Чарли.
Ни разу не