И тоже коснулся чашкой лба.
Ар-Шарлахи тем временем (опять-таки следуя обычаю) очистил апельсин и, разломив, протянул одну из половинок судье.
– Значит, говоришь, всю дорогу мечтал о холодном вине? – задумчиво молвил Ар-Маура, принимая пол-апельсина. – Почему же не зашел? Гордый?
Ар-Шарлахи досадливо пожал плечом и не ответил.
– Ну да, понимаю… – Судья покивал. – Предпочел, чтобы тебя ко мне привели… Должен сказать, наделал ты мне сегодня испугу! Помнишь, когда о песенках речь зашла?.. Тут стража стоит, там секретарь, да еще и свидетели эти… Смотри, досточтимый, допоешься… Дошутишься!.. – Судья отхлебнул и пристально взглянул на собеседника поверх чашки. – Стишок о верноподданном водопаде, надо полагать, твое сочинение?
Тот слегка смутился.
– Первый раз слышу, – уклончиво пробормотал он. – Что за стишок?
– Ну как же! Стишок известный… О том, как река, услышав указ государя, что воде надлежит течь сверху вниз, а не иначе, рухнула с обрыва сразу на три сажени… А про кивающие молоты? Дескать, молоты кивали-кивали, а Улькар в ответ даже и не кивнул!.. Ох, досточтимый… – Судья покачал головой. – Слушай, а что, у мухи в самом деле шесть лапок?
– Вообще-то шесть, – сказал Ар-Шарлахи, смакуя вино по глоточку. – Но я подозреваю, что секретари государя вместо того, чтобы поймать муху и пересчитать ей конечности, опять доверились трудам премудрого Андрбы. Он, видишь ли, тоже был убежден, что лапок у мухи всего четыре… И что овес – это выродившаяся пшеница…
– Я смотрю, ты всерьез учился в Харве, – заметил судья. – Я вот там все больше дрался да пьянствовал… – Тяжелое лицо его глинистого цвета помрачнело, серебристая щетина на щеках залегла грузными кольчужными складками. – Да, времена… – глухо сказал он. – А знаешь… Я ведь учился вместе с Улькаром…
– С государем?! – Ар-Шарлахи был настолько поражен, что даже отставил чашку. – И… что? Он уже тогда?..
– Нет, – бросил судья, жестко усмехнувшись. – Тогда он был вполне нормален, если ты имеешь в виду именно это… Более скучного собеседника свет не видывал, да и способности у него были, помнится, самые средние…
Ар-Маура помолчал, нахмурился, задумчиво покачнул вино в своей чашке.
– До сих пор не могу понять… – признался он вдруг с горестным недоумением. – Как ему все это удалось? Ну ладно, отречение Орейи, мятеж в Харве… Но когда сказали, что во главе заговора стоит Улькар, знаешь, я удивился. Он ведь, между нами, и храбростью-то особой никогда не блистал… А чему ты улыбаешься?
– Так… – лукаво молвил Ар-Шарлахи, снова беря чашку. – Забавно… Узник и судья возлежат за вином и ведут крамольные беседы…
– Брось, – сказал Ар-Маура. – Подслушивать некому… Да и с кем мне еще об этом поговорить, сам подумай! Не с секретарем же… – Помолчал, вздохнул. – Мне иногда кажется, что в жизни своей я знал трех разных Улькаров…
–