Если измученного мирского человека, мечтающего об уединении, оставить с самим собой не на один месяц и не на один год, а на пятнадцать лет, какой ужас создается у него в душе.
Уединение, безмолвие, молчание и затвор – это есть величайший подвиг и нельзя смотреть на него как на уединенное отдохновение. Оставшийся с собой человек, если его внутренняя жизнь не заполняется горним, будет охвачен тоской, унынием, перед ним раскроется лишь вся пустота его души, и это сделает ему невыносимым пребывание наедине лишь с самим собой. Не от этой ли тоски, не от этой ли скуки и пустоты душевной так стремятся люди к мирской сутолоке, которая, с одной стороны, доводит до изнеможения, а с другой, является для них, при их внутренней пустоте, совершенно необходимой.
Преподобный Серафим был избранник Божий, он был подвижник от самых своих юных лет. Его путь лежал через молчание и затвор. Если каждый человек, оглядываясь на прошлое, видит, что ведет его Господь ко спасению, то наипаче явственно это видится на судьбах вот таких избранников Божиих, каким был преподобный Серафим. Путешествие в Киев, беседа со старцем, подвиг паломничества – все это некий путь к тому высшему подвигу затворничества, к которому он смиренно приготовлялся в своих первоначальных трудах, как послушник, как иеродиакон, как иеромонах.
Мы видели уже, что преподобный Серафим удалился в пустыню, отстоящую недалеко от Сарова. Мы знаем, с каким терпением, с каким великим терпением нес все послушания монастырские преподобный Серафим. Мы со скорбью видели и те следы мирской жизни, которые, проникая и в монастырь, делали этот путь послушания и жития в монастыре Саровском скорбным для преподобного Серафима, и как он, наконец, удалился в эту пустыню. Но это было лишь преддверием к подвигу молчальничества. Мы знаем, что был внешний толчок, побудивший уйти преподобного Серафима в пустыню.
Пусть он внутренно созревал для этого постепенно, переходя от силы в силу, но внешним толчком ухода явилась его болезнь. Так был некоторый толчок и для того, чтобы в пустыне предаться подвигу молчальничества, это была смерть настоятеля.
По преклонному возрасту своему старец Исаия сложил с себя обязанности настоятеля, но не мог жить без бесед с преподобным Серафимом, и его из монастыря возили на тележке в пустыню. Смерть старца Исаии была великой скорбью и для преподобного Серафима, он в нем имел того именно собеседника духовного, о котором многократно, по разным поводам, говорил после, советуя своим чадам иметь друзей.
И вот непосредственно в связи с этим событием вступает преподобный Серафим на путь новых великих подвигов.
Вот что говорит преподобный Серафим о молчальничестве:
– Паче всего должно украшать себя молчанием, ибо, говорит святой Амвросий Медиоланский, молчанием многих видел я спасающихся, многоглаголанием же ни единого.