– Сизиф! – прошептала она дрожащим голосом. – Сизиф, проснись! Прогони паука!
Кот поднял серую морду с живота Игрэйн, сверкнул глазами, потянулся – и заглотил паука с кончика носа Игрэйн. Хоп! Паука как не бывало.
– Разве я велела его съесть? – Игрэйн смахнула со щеки кошачью слюнку и столкнула Сизифа с кровати. – Паук на носу, – проворчала она, откидывая одеяло. – И прямо накануне моего дня рождения. Это не предвещает ничего хорошего.
Она босиком прошлёпала к окну и выглянула на улицу. Солнце уже стояло высоко над крепостью Бибернель. Башня отбрасывала тень на весь двор. Голуби чистили пёрышки на зубчатых стенах, а внизу в конюшне фыркала лошадь.
Бибернель, больше трёхсот лет принадлежавшая семье Игрэйн, построил ещё прапрапрапрадедушка её мамы. (Может, там было и больше «пра», Игрэйн не знала точно.) Крепость была небольшая, в ней имелась всего одна покосившаяся башня, стены не толще метра, но для Игрэйн она была лучшей на целом свете.
Во дворе Бибернеля между камнями брусчатки цвели дикие цветочки. Под крышей башни ласточки лепили весной свои гнёзда, а в крепостном рве под голубыми кувшинками жили водяные змейки, которых Игрэйн кормила с руки. Ворота крепости охраняли два сидящих на выступе стены каменных льва. Когда Игрэйн счищала мох с их гривы, они мурлыкали как кошки, но, если к крепости приближался чужой, скалили свои каменные зубы и рычали так грозно, что даже волки прятались в ближнем лесу.
Львы были не единственными стражами Бибернеля. Со стен глядели каменные физиономии, строя страшные гримасы всякому чужаку. Если пощекотать их носы ласточкиным пером, они смеялись так громко, что с зубчиков крепости сыпался голубиный помёт, но их широкие пасти могли заглатывать и пушечные ядра, а горящие стрелы они перекусывали так, будто не знали ничего вкуснее.
Но к счастью, в их каменные пасти уже давно не попадали ни стрелы, ни пушечные ядра. На Бибернель уже много лет никто не нападал. Раньше, ещё до рождения Игрэйн, времена были менее спокойные, потому что у её семьи хранились колдовские и чародейские книги, которыми мечтали завладеть многие могущественные люди. Рыцари-разбойники, герцоги, бароны и даже два короля нападали на Бибернель, чтобы отнять книги. Но все уходили ни с чем, а потом наступили более мирные времена.
– Чуешь запахи? – Игрэйн усадила Сизифа рядом с собой на подоконник и вдохнула прохладный утренний воздух.
До неё доносился тонкий запах древесной золы, мёда и вербены. Из верхнего окошка башни в утреннее небо поднималось розовое мерцание. За тем окном находился кабинет родителей Игрэйн. Благородный сэр Ламорак и прекрасная Мелисанда были самыми могущественными чародеями на всём пространстве между Шепотливым лесом и Гигантскими холмами.
– Зачем они колдуют в такую рань? – обеспокоенно шепнула Игрэйн на ухо Сизифу. – Пожалуй, ещё и не завтракали. Может, боятся, что не успеют приготовить мне подарок?
Она быстро согнала моль со своих шерстяных штанов, влезла в них и через голову натянула на себя прадедушкину кольчугу. Хотя та и доставала ей до колен и, признаться, была не очень удобной, Игрэйн надевала эту кольчугу каждый день с тех пор, как нашла её в оружейном зале. Альберт, старший брат Игрэйн, хотел, как их родители, стать чародеем, но Игрэйн находила всё это колдовство ужасно скучным. От заучивания заклинаний, состава ингредиентов для магических порошков и растворов у неё начинала болеть голова. Нет уж. Лучше быть как прадедушка, Пелей фон Бибернель. Если верить семейным преданиям, он был рыцарем, сражался на турнирах и с утра до вечера переживал разные приключения. Альберт смеялся над её желанием, но так уж устроены старшие братья. Время от времени Игрэйн мстила, подсовывая в его чародейскую мантию мокриц.
– Смейся-смейся! – говорила Игрэйн, когда он разыгрывал её. – Мы ещё посмотрим. Спорим на десять твоих дрессированных мышей, что однажды я выиграю королевский турнир.
Альберт любил своих мышей, но пари Игрэйн всё-таки принял. А сэр Ламорак и прекрасная Мелисанда обеспокоенно переглядывались всякий раз, когда дочь являлась к завтраку в кольчуге. Нет, семья не считалась с её планами на будущее.
– Идём, Сизиф. – Игрэйн застегнула ремень и взяла под мышку зевающего кота. – Пошпионим немного.
Она в несколько прыжков сбежала по лестнице в рыцарский зал, миновала галерею портретов своих предков (вид у всех был безрадостный) и толкнула двустворчатую дверь, ведущую во двор. Стоял чудесный тёплый день. Аромат цветов запутывался между крепостных стен, смешиваясь здесь с запахом мышиного помёта.
– Ах, Сизиф, Сизиф! – корила Игрэйн кота. – Если ты и дальше будешь смиряться с мышами Альберта, их разведётся столько, что некуда будет ступить! Не мог бы ты их хотя бы припугнуть?
– Слишком опасно, – проворчал кот и сонливо прикрыл глаза. Он умел говорить с тех пор, как Игрэйн посыпала его красным волшебным порошком Альберта. Но желание поговорить у кота возникало крайне редко.
– Ты трус, – сказала Игрэйн. – Альберт никогда