Никого почему-то не волнует, почему этот патрон именно последний. Кто-то должен был обеспечить полк боеприпасами, но не смог этого сделать, черт знает, по какой причине. Или была неправильно расположена приданная артиллерия. Или кто-то из солдат струсил, побежал, а за ним побежали остальные и командир не сумел их остановить. Полк был сбит с рубежа и рассеян. Оборона прорвана, фамилия того, из-за которого это случилось, давно забыта.
Я был на войне. Для меня это не стрелки на картах и не стратегические решения. Все проще и одновременно сложнее. У тебя есть взвод. Ты за него отвечаешь. Твои солдаты должны быть нормально одеты, обуты, накормлены, их оружие должно быть почищено и готово к бою. У людей должно быть, чем встретить танки и чем пехоту. Им нужно организовать помывку, даже если ни реки, ни моря под руками нет. И воды в кранах нет. И кранов, как таковых, не имеется. Что? Туалеты? Спасибо, посмеялся… Знаете, какой запах стоит в казарме, если рота не моется три недели? Ой, вряд-ли вы это знаете! В части должен быть порядок. У кого порядка и дисциплины больше, у того меньше потерь и тот в итоге выигрывает.
Вот это – моя война. Я обычный заместитель командира взвода и слова “последний патрон” для меня вполне осязаемы. Это первый, который я зарядил в автоматный магазин. Можно снова разрядить его и подержать этот патрон в руках.
Эта книга – о таких же солдатах и сержантах, как я. Мой прадед был унтер-офицером, дедушки – старшина и сержант, отец – старший сержант, я – младший. Династия, каких много в России. Если кто-то увидит в этих историях что-то знакомое – не удивляйтесь. За каждой строчкой воспоминаний, или мемуаров – чей-то подвиг и не обязательно того, чьи они. Ежедневный, ежечасный и если всерьез браться описывать его, то не хватит никаких книг. Поэтому эта книга не о войне, а о людях.
1945, август
В середине августа 1945 года на побережье Японского моря было тихо. Маленький корейский поселок, расположенный на побережье южнее Сейсина, обезлюдел. Часть жителей японцы увели на работы на линиях обороны, часть попряталась. Передовую роту двадцать пятой армии никто не встречал цветами, да танкистам не больно-то этого хотелось. Оно и хорошо было на самом-то деле. Если тебя встречают (хоть добром, хоть гранатами), значит тебя ждали, а их здесь ждать были не должны. Севернее пехота и артиллерия добивали окруженный японский укрепрайон, а танки ушли дальше, хозяйничать на коммуникациях.
Теплый августовский день был уже на исходе, когда “тридцатьчетверки” с десантом на броне обошли деревню и взлетели на небольшую, покрытую деревьями, высотку, с которой дома были как на ладони. Автоматчики, развернувшись в цепь, двинулись вниз по склону, а один танк съехал по дороге вниз, к пристани.
Гусеницы вспороли песок на обочине. Башня развернулась в сторону хлипких дощатых бараков, над одним из которых ветер развевал небольшой белый флаг с красным солнцем. Пятеро десантников спрыгнули и рассредоточились, а их командир постучал прикладом по люку. Крышка приоткрылась и старшина крикнул, стараясь переорать дизель:
– Дай один раз фугасным по конторе!
Люк открылся полностью. Младший лейтенант высунулся, глянул вперед и снова исчез в башне, оставив его открытым. 85-миллиметровое орудие плавно наклонилось, башня шевельнулась, нащупывая цель стволом пушки. Старшина пригнулся, прикрыв уши руками.
Пушка рявкнула, подняв с дороги облако белой пыли. Крайний домик взрывом целиком приподняло в воздух. Он развалился на части, крышу унесло в море, а японский флаг сорвало с флагштока и ветром потащило к танку. В ответ никто не стрелял. Старшина спрыгнул с машины, выкрикнул команду и автоматчики перебежками начали приближаться к строениям. Танк слегка пошевелил башней, как бы намекая на то, что лучше им не мешать.
Намеки оказались излишними. Внутри никого не было. У японцев хватало времени вывезти все отсюда и они этим временем воспользовались. Не осталось ничего интересного ни с точки зрения разведки, ни для самих солдат. Даже паршивой зажигалки в ящиках столов не нашлось. Только стояли в прихожей, оставленные как будто в насмешку, два драных ботинка, которые видимо долго таскал какой-то японский рядовой. Судя по ним, у японца было две правых ноги.
– Никого и ничего, – сказал лейтенанту вернувшийся к танку старшина.
Тот кивнул, наклонился вниз, что-то сказал радисту. Потом опять высунулся.
– Приказано держать берег. Могут попробовать прорваться отступающие с севера.
Пехотинец посмотрел на тянущийся на север пляж и хмыкнул. Ползать по песочку под огнем танковой пушки и пулемета – приятного мало. Пусть пробуют.
– Часовых выставим.
– Да… – лейтенант выбрался из люка и присел пару раз, разминая ноги. Потом спрыгнул на землю и посмотрел на багровеющее на западе небо. – Ставь часового, а у меня в танке наводчик останется. Пожрать ничего не нашли?
– Голяк.
– Ясно… Леха! – танкист постучал по полуоткрытому люку мехвода. – Давай вчерашнюю добычу.
Изнутри