Книга не несет никакой пропаганды, жизнь – это круто, любите и цените ее.
«ты плыви…»
ты плыви.
плыви, кораблик.
помни землю,
помни дом.
от заводов пыль,
от фабрик,
помни все,
но знай, потом:
грянут грозы,
будет качка,
рвота, крики,
гул атак,
но запомни:
коли стачка —
не спеши
на дно во мрак.
пусть твердят,
мол, нет каркаса,
нет обшивки,
якорь сгнил.
игнорируй
их наказы.
игнорируй.
и плыви.
«по тропинке, протоптанной мною…»
по тропинке, протоптанной мною,
я тащусь на ухоженный холм,
где я сам, траву поливая,
наблюдал, как сгорает мой двор
он сгорает под слезы младенца,
и под плачущий детства момент,
моей юности слабое сердце
разрывалось от скорости лет
озираться назад уже поздно,
и слезу, что пошла по щеке,
я роняю на почву преддверия,
и взрастаю свой дуб в тишине
«на крутые поребрики…»
на крутые поребрики
по питерской этике
присядем культурно
имея в пакетике
напиток спиртной
без всякой конкретики
мы ловим мотивы
локальной эстетики
сбиваясь со счёту
забыв арифметику
бутыль за бутылью
нарушив кинетику
мы рот заливаем
палёным герметиком
наутро очистив
живот от синтетики
«раскидано время и влево и вправо…»
раскидано время и влево и вправо
стекла разбиты – очки без оправы
не вижу ошибок, не вижу канавы
не вижу что пью, возможно, отраву
не помню былого, не помню мотивы
не помню, когда же я стал неучтивым
украли здоровье, украли суставы
украл мое имя примат с Синегавы
растрачена молодость, юность разбита
слепыми очами не вижу зенита
в последний свой день, наконец, понимаешь
ничего не имев – ничего не теряешь
«я забракован был дядями сильными…»
я забракован был дядями сильными
под дверью
в преддверии
кидались ксивами
насильно
оторван был этими псинами
от отрывания
кожуры апельсина
кто-то скажет – красиво?
отнюдь
уже завтра
рожденный в рубахе примет пулю на грудь
и даже лишнего не успел взболтнуть
антиутопии в деле
таков
мыслепреступлений путь
а сегодня – дешевые драмы
камера пыток
Лавкрафтом