Казалось, не было уже ничего во вселенной, кроме огня, грома, свиста раскаленных ядер, чертящих багровые дуги в серой полумгле порохового дыма, и треска разгорающегося пламени. Словно «Альбатрос» вместе со своей командой угодил в пятнадцатый ярус преисподней, где обречены вечно сражаться и умирать трусы, дезертиры, мародеры и предатели – хотя они не были ни теми, ни другими.
Просто им не повезло – как не повезло бы любому флейту, взятому в клещи галеоном и фрегатом.
Корабль сотрясался от залпов, и ничего не разглядеть было в дыму; и из дымной пелены с шипящим свистом и воем прилетали вражеские ядра.
Удар и треск – ядро обычное.
Удар и негромкий шипящий хруст – ядро раскаленное, входящее в восьмидюймовый борт, как в масло.
Летящие сверху обломки, канаты, рваная парусина – цепной книппель.
Щепки и лохмотья – картечь.
Видно, командир эгерийцев был сегодня не в духе, раз не заботился о сохранности трофея, твердо решив доконать ненавистного капера.
Самое удивительное – «Альбатрос» находил в себе силы огрызаться.
Еще бухали под палубой его пушки, ещё пытались что-то сделать с рваными парусами и снастями матросы, ещё зачем-то бестолково размахивали абордажными крючьями морские пехотинцы на баке…
Но к Домналлу это все уже не имело отношения. Бессмысленно было метаться, выкрикивая команды, бегать, спотыкаясь об обломки и трупы. Умереть можно и без этого. Треск ломающегося дерева и треск огня, шипение падающих в воду горящих обломков, хриплый вой эгерийской трубы…
Наверху с треском лопнули канаты, и тяжелый обломок реи рухнул на палубу – а рядом с глухим стуком ударился о палубные доски упавший с мачты матрос со снесенной половиной черепа.
И почти сразу на палубу шлюпа упало несколько бочонков, наполненных порохом и гвоздями. Взрыв разнес во все стороны начинку – гвозди, не хуже картечи скосили всех, кто ещё смел сопротивляться…
Горели снасти; горели деревянные обломки, горели лохмотья парусов.
И вот из порохового дыма выдвинулась высокая тень вражеского фрегата. Абордажный крюк перелетел через фальшборт и намертво впился в дерево.
Потом что-то ударило по затылку, и палуба поднялась дыбом и бросилась в лицо…
Он лежал ничком, уткнувшись в смятую подушку.
Было тихо, так тихо – только тонкий звон в ушах…
Пробормотав вполголоса ядреное морское проклятие Хамирану и всей родне его, капитан Домналл поднялся, чувствуя, как дико болит голова.
Прохладная, облицованная панелями красного дерева комната на втором этаже маленького особняка на улице Святого Брандана, что служил ему жилищем, казалось покачивалась, словно палуба.
Затылок буквально трещал, и капитан не мог удержаться – исподтишка запускал пальцы в волосы, ощупывая место удара, где даже шрама не ощутили его пальцы…
Лекарь на корабле дона Ронкадора был отменный – из пленных хойделльцев помниться умерло лишь трое.
Нет, вторая бутылка рома, выпитая вчерашним вечером, была все же лишней!
Медикус кстати ведь предупреждал – хмельным после такой раны увлекаться не след…
Он привычно, поднялся, и позвонил в колокольчик, призывая лакея с умывальными принадлежностями.
Приведя себя в порядок, и распорядившись насчёт завтрака, Домналл прошелся по второму этажу жилища, в коем обретался. Покои командора состояли из четырех комнат.
Кабинет с книгами, картами, астролябиями и коллекцией оружия.
Спальня, с широкой кроватью. Вторая спальня – на всякий случай. И гостиная, где принято было встречать гостей, а в иное время – принимать пищу.
Зайдя в кабинет, командор некоторое время изучал висевшие на стене клинки.
Кое-что было взято им в боях а что-то куплено в лавках оружейников или у кабатчиков – видать оставленное в залог пропившимся до последних штанов моряками.
Мощный нордландский палаш, тяжелый широкий обоюдоострый. Привезенный кем-то из за Бескрайнего океана сянский каплианг, изящно выгнутый – его Домналл вытащил из окостеневшей руки поверженого корсара. Пикаронский боевой нож ка-бар; арбоннская офицерская сабля с вызолоченным и богато украшенным эфесом заканчивающаяся головой дракона. Вторая сабля – эгерийская, где на эфесе было почему-то изображение скачущего на коне всадника и надпись «Виват кабальеро» – золотом на вороненой стали. В центре всего этог оружейного великолепия висел скромный горский сворд – семейная реликвия, времен грубых плосатых килтов и грубых мужчин – единственное, что сохранилось после пожара старого поместья.
Позавтракав на скорую руку, Домналл встал из-за стола и отправился к себе переодеваться в мундир. Слуги начали тихо и слаженно прибираться, что было несложно, поскольку офицер обитал тут один. Вернее, с двумя темнокожими слугами – лакеем Грорном и кухаркой Эллис, при которой поваренком и помощником для всяких мелких дел состоял её сын Анго – десятилетний