– А что так по ранжиру спрашиваешь, Александр Васильевич?
– А чтоб ты передумать не успел, батюшка, – Суворов лукаво улыбнулся в ответ.
Петр только пожал плечами – хитер фельдмаршал, палец в рот не клади. Авангард под командованием князя Багратиона уже сутки на марше, главные силы с утра на юг пошли – Суворов хоть в городе пока здесь с ним, но свою армию всячески поторапливает, тем паче главные силы османов разгромлены, и султан собирает разбежавшиеся остатки у Константинополя.
И спешка объяснима – флот адмирала Ушакова из Севастополя вышел, сегодня-завтра будет здесь, в Болгарии, что на верность российскому императору уже присягнула.
Отсюда рывок будет сделан на Босфор, с высадкой десанта гвардии и морской пехоты в Проливах. Тем более на Галлипольском полуострове бригада генерала Бонапарта и эскадра контр-адмирала Сенявина турок наголову разгромила и оттуда на столицу тоже идти начинает.
Этому лихому корсиканцу и молодому моряку тоже лавры освободителей Царьграда покоя не дают, куда уж там спать. Желающих много, только главный приз один – вот старый фельдмаршал и спешит всячески, да своих и без того ретивых генералов поторапливает, хотя те и так вперед борзо рвутся.
– Не передумаю, но и ты… Смотри за моим младшим сыном, горяч он больно. Тебе одному доверяю…
– Не сомневайся, батюшка, присмотрю. А ты себя береги, не верю я корабликам этим.
– Поберегу, – отозвался император и тоже поднялся с раскладного походного стульчика, подошел к фельдмаршалу, посмотрел тому прямо в глаза – они были почти одного роста, ну, может, полководец на ноготок ниже.
– Ну, с Богом, Александр Васильевич. – Они раскрыли друг другу объятия, сжав руки на спинах. Трижды, по русскому обычаю, расцеловались.
И все – больше слов было не нужно, и фельдмаршал своей знаменитой походкой, чуть прихрамывая, стремительно вышел из комнаты.
Именно эта еле видимая хромота и стала для турок главной приметой, и со страхом нарекли они Суворова «Хромым пашой».
– Бог ты мой, а ведь тридцать пять лет прошло, – прошептал император, медленно пройдясь по шатру. Остановился, подумал немного и усмехнулся, добавив шепотом: – Без двух недель. Кто бы знал…
Петр Федорович усмехнулся – все эти долгие годы он не только сидел на престоле самой большой и процветающей империи мира, но и был монархом. Вернее, стал им, хотя поначалу ему казалось, что он играет в студенческом спектакле какую-то чересчур затянувшуюся роль.
– Сходил за водочкой, – усмехнулся император, вспомнив, как в далеком отсюда 1992 году он, тогда молодой студент исторического факультета, отправился в рождественский вечер отоварить карточки, дабы опохмелить своих страждущих собратьев, почитателей музы Клио. Не удалось…
Точнее, водку в комнату он передал, но сорвался с водосточной трубы и угодил прямо в канализационный коллектор, с которого предприимчивые людишки уволокли люк. И темнота в глазах, вспышка – это все, что он увидел в последний миг т о й жизни.
– Мистика, – прошептал Петр, припомнив, как за полчаса до падения он встретил ведьму, или как ее там – прорицательницу, что ли. И та ему еще семьдесят лет жизни напророчила, и как в том фильме – «Царем будешь!».
Императором-то он стал, угодив в тело Петра III Федоровича, по совместительству герцога Голштинского, но в смутное время.
На следующий день в Петербурге гвардия устроила переворот, возведя на престол его жену, Екатерину Алексеевну.
Кранты были бы полнейшие, но он, памятуя о судьбе незадачливого венценосного тезки, убитого в Ропше, дожидаться плачевной участи для себя не стал, оперся на помощь фельдмаршала Миниха, на флот и армию, и сам устроил гвардии «Варфоломеевскую ночь».
Как он тогда не хотел лить кровь, мутило до тошноты, но оказалось, что репрессии против мятежной знати большую пользу принесли. И ему лично, и России. Шутка ли – крепостное право де-факто на сто лет раньше отменили, хотя юридически лишь десять лет тому назад.
И страна разом получила мощнейший толчок к развитию – города и заводы, старые и новые, растут прямо на глазах. Университеты и школы везде открывают. А население, будто опара на дрожжах у заботливой хозяйки, за эти годы больше чем удвоилось. А сколько людей вокруг толковых, и все при делах, не за страх, а за совесть могущество российское приумножают.
Был в той истории князь Потемкин-Таврический, много на юге страны сделал. Но не совершил и половины того, что обязан был, – сибаритом жил, любителем женщин и неги, пыль в глаза пускать умел, недаром высказывание про «потемкинские деревни» нарицательным стало.
Здесь тоже Григорий Григорьевич светлейшим князем стал, но Амурским. И прославился своими «потемкинскими станицами», но уже отнюдь не бутафорскими.
Это надо же – всего за двадцать пять лет, четверть века, вдоль Амура и Уссури плотная цепь казачьих поселений протянулась, надежно дальневосточные границы охраняя.
Сахалин и Курилы присоединил к России, теперь