Видя, что мужик продолжает колебаться, Чернышев стрельнул ему под ноги. Пуля взбила фонтанчик снега.
– Барин, не убивай! – мужик повалился на колени.
– Встать! К лошади!
Кряхтя, тот поднялся и со страхом, не сводя глаз с автомата, двинулся к беснующемуся из-за выстрелов животному.
– Вилы брось! Отвязывай лошадь! Остальные от калитки отошли на пятьдесят шагов! Быстро!
Толпа начала пятится.
– А ну стой! Вон ты, – Чернышев ткнул стволом в сторону рослого мужика. – Сбрасывай тулуп. Живо!
«На улице минус двадцать точно. В своем камуфляже замерзну за пару часов. А броник спасает от пуль, а не от мороза. Так что деваться некуда», – бывший студент историк, бывший боец ДНР, а сейчас непонятно кто смотрел на торопливо сбрасывающего с себя тулуп мужика.
– Может и верну когда, – Александр натянул на себя тяжелую зимнюю крестьянскую одежду восемнадцатого века. – А сейчас, давай, пятьдесят шагов назад.
«Может броник скинуть? – мелькнуло в голове. – Да нет. Береженного бог бережет. Как пар костей не ломит, так и лишние килограммы защиты не жмут».
Дождавшись, пока мужики отойдут на расстояние, гарантирующее, что если даже какой-то дурной селянин попытается снять его броском топора или вил, Чернышев скомандовал оставшемуся крестьянину:
– Садись в сани, вывезешь меня отсюда.
– Барин, не убивай! Не оставляй моих деток сиротами! – заблажил мужик.
– Будешь слушаться, жив останешься! Садись!
– А куда ехать-то, барин?
– Куда глаза глядят!
Вскоре Александр, в чужом тулупе, сидя на санях, проезжал мимо притихших хаток. Сани покачивало на снежных ухабах, и в такт ним подрагивал ствол автомата, хаотично отбрасывая в ослепительно голубое небо «зайчики». Солнце неспешно вскарабкивалось в зенит.
Район села Ильинка (будущее Дебальцево), Бахмутский уезд, Российская империя, 7 (18) февраля 1761 года.
«Итак, я в прошлом. Это факт. Второй факт, что я точно не смогу понять, почему это произошло. Александр Чернышев все же историк, а не физик или математик. Всякие там искривления пространства, тоннели перехода и прочее я воспринимаю только как антураж к фантастическому роману. То есть предельно поверхностно. Так что, получается мне не выбраться»? – парень поежился, несмотря на то, что крестьянский тулуп хорошо защищал от холода.
Когда непосредственная опасность миновала, и он постепенно успокоился, все его существо отчетливо осознало – в этом мире он остался совершенно один. Причем, если человек остается один, то он хотя бы находится в привычной для него среде, в которой более-менее все понятно. А тут…
«Кстати, а все же конкретно, в какой век и год меня занесла нелегкая? Что то же надо делать», – Александр толкнул в плечо своего возницу.
– Как тебя зовут?
– Герасимом кличут.
– Ну, надеюсь, ты не му-му. Скажи, Герасим, какой год сейчас-то?
– Одна тысяча семьсот