– Дело не во времени. Дело в вас.
Эхо шестидесятых умолкло, и зазвучала мелодия старинного вальса.
– В мире, где мы с вами живем, люди помешаны на будущем. У них ничего нет, кроме будущего. Они рождаются ради будущего. Из их голов повыбивали мысль о том, что есть еще и прошлое, и настоящее. А прошлое, в свою очередь, бывает двух видов: отдаленное и не очень. Людей отучили смотреть назад, и они ляпают ошибку за ошибкой с космической скоростью. Стоит им только оглянуться на прошлое, как все станет иначе.
Музыка нарастала, становилась все более выразительной, и вскоре Егор готов был поклясться, что ясно видит изящную фигурку девушки, завернутую в в тонкое платье из полупрозрачной кисеи, с гордо закинутой назад головой. Ее длинные русые волосы были зачесаны назад и уложены в подобие величественной короны. Она беззвучно ступала по полу; от ее невесомых движений не взметалось ни пылинки. Она протягивала к нему руки. Он, залюбовавшись мраморного цвета ладонями с точеными хрупкими пальцами (не расплющенными от бесконечного стучания по клавиатуре), хотел взять ее за руку, но иллюзия прошлого вмиг растворилась.
Егор, в безуспешных попытках успокоить сбившееся дыхание, прислонился спиной к стене – и тут же отпрянул, уловив сердитый треск пластинок.
– Что-то мне нехорошо… – еле ворочая одеревеневшим языком, пробормотал он.
– Разумеется. Вы больны, Канаев. Вы тоскуете по прошлому, которого у вас не было и никогда не будет. И вам ничем не вытравить эту болезнь, потому что заразил вас ею я.
Егор кинул злобный взгляд в сторону своего проводника, беззаботно развалившегося в кресле.
– Все-таки жаль, что я вас не прибил тогда. Вы слишком много знаете. Подумайте, жил бы я себе в этой «вольной тюрьме», как растение, на одном месте. Ну, кое-когда питался бы. А теперь… из-за вас и из-за этого дурацкого плафона…
– Патефона, – мягко поправил его Шпалис.
– Из-за вашей дурацкой коробки я чувствую, будто прожил жизнь, не зная самого главного. Что вы со мной сотворили, Шпалис? Зачем вам это?!
Шпалис порывисто приподнялся с кресла. Его лицо побледнело так, что пятна грязи на щеках стали походить на чахоточный румянец. Пальцы тоже побелели – ими он отчаянно сжимал подлокотники.
– Прекрасно, – холодно произнес он, ни к кому особо не обращаясь.
Потом он молча встал, подошел к столу, остановил иглу патефона и вынул пластинку. Повесил ее на прежнее место. И, понурив голову, поплелся к двери, где оставил свой рюкзак.
– Шпалис, куда вы? – тихонько окликнул Егор.
– Пора мне, – обычным ворчливым голосом отозвался он. – Собрание в пять, а сейчас уже пол-четвертого. Пока доберусь…
– Я с вами!
Шпалис в ответ на решительный тон Егора лишь хмыкнул:
– А у вас пропуск есть? Впрочем, это неважно. Я обеспечу вам рекомендацию почище всякой бумажки. Скоро весь город будет вас знать. Ну, вперед!
Померещилось на миг