Получив ещё одну жестокую оплеуху от судьбы, я не имела права замыкаться в беде и горевать – я несла громадную ответственность за новую, бесценную жизнь. Собрав остатки моральных и физических сил, я, как волчица, ринулась на защиту своего потомства. Не буду описывать изнурительный послеродовой период и медленное превращение слабенькой болезненной доченьки из беспокойной малютки в пятилетнюю, не по годам рассудительную девочку, мое предисловие и так затянулось. Скажу лишь, что к тридцати четырём я начала вырисовывать хрупкое женское счастье: душевные нарывы понемногу зарубцевались, и я превратилась в обычную молодую домохозяйку, с оттенком легкой грусти в глазах, но вполне довольную жизнью, а главное – я обрела законную нишу и успокоилась.
И в этот период желанного затишья появилась она… Нет, не появилась, – налетела вихрем, ворвалась в раскрытое окошко и, опрокинув этюдник, смешала готовую палитру.
Глава IV
– Маам, поиграй со мной!
– Флори, дай мне всего пять минут, я только присела!
– Маам! Ну, покажи театр!
– Почему ты никогда не попросишь папу поиграть с тобой?
– Он не умеет! А я хочу такое представление, как вчера! Мам, не спи!
В безмятежный, утопающий в сочной зелени уголок, вкрадчиво забиралась осень. Словно позабыв убавить летний зной, измучивший местное население до предела, она приостановилась для того, чтобы вволю налюбоваться богатым одеянием раскинувшегося пейзажа. Внешне ещё ничего не предвещало завершения беззаботной поры, ни одна из ажурных ветвей не выбила золотисто-багряную прядь, но сентябрь угадывался по кристальной утренней прохладе, по незнакомым пряным ноткам, которыми насыщался чистый влажный воздух на рассвете. Что-то грустное проглядывалось и в горделиво выпрямленных деревьях-великанах: казалось, их стала обременять ноша из собственной густой листвы, некогда подчеркивающая былое величие. Небо из прозрачного