Мама никогда не стремилась стать другом для нервной впечатлительной девочки, она всецело посвятила себя управлению кафедрой Лингвистики в Университете Калгари. А также сумасшедшим домашним баталиям в свободное от неотложной работы время. Тем не менее, будучи профессионалом в своей сфере – талантливым преподавателем и незаменимым научным руководителем – она по сей день пользуется безупречной репутацией среди коллег и знакомых. Отец слыл именитым художником, успешным и признанным в своих кругах и, помимо этого – душевным и компанейским человеком. Но, как известно, нередко деятели искусства являются обладателями весьма… ветреной натуры, и, следует признать, мой родитель не стал исключением. В то же время папа был правдив до безобразия и никогда не умел (или не хотел) скрывать частые похождения от мамы. Оставаться верным у него попросту не выходило, а жить в вечном обмане он не мог, потому каждый раз спешил облегчить душу, тем самым нанося свежие раны всем членам неспокойного семейства. Переполненный чувством щемящей вины за содеянное, он приходил каяться – стоял на коленях, давал дежурные обещания и клялся в верности «единственной до конца своих дней женщине». Но не проходило и месяца, как вернисажи и деловые встречи возобновлялись, задерживая отца в студии и на выставках сутки напролёт. Сложно вообразить, что изначально могло соединить две абсолютные противоположности – осмотрительность и предельный аскетизм с одной стороны, и мечтательную беспечность с другой. Оба родителя по-своему любили меня, но на проявление чувств или так необходимую мне каплю внимания никогда не находили «лишнего» времени. Да и желания, наверное. Наш дом напоминал клетку с хомяками, которые, что есть мочи, крутили каждый свое колесо, либо же сцепившись, верещали. Тихие вечера в кругу семьи я могу сосчитать на пальцах, но тот вечер обещал быть мирным.
Как-то в канун нового года мы возвращались на нашем стареньком форде из Эйрдри, куда заезжали погостить к маминой сестре. Это был на редкость хороший, светлый день, который мы провели в кругу наших немногочисленных родственников. Я тосковала по забытым временам – играм и проделкам с двоюродными братьями, которые обзаведясь семьями, все больше отдалялись, а также по маленьким племянникам, встречаясь с малышами от случая к случаю. Почему-то во время таких вот нечастых сборов, каждый раз во мне зарождалась новая уверенность, что теперь-то уж все переменится к лучшему! Всё будет чудесно, просто не может не быть! Как, вновь собравшись, преображаются все родные,