Я этого не понимаю. И вряд ли хочу понять. Но меня это завораживает. Так что, когда я сказала издателю, что у меня появилась идея «необычного» любовного романа, и стала объяснять, в чем она заключатся, вместо того, чтобы ответить мне: «Ты больная извращенка. Конечно же, нет», она ответила: «Мне нравится». И хотя, может быть, это означает, что мы обе больные извращенки, я все-таки надеюсь, что это не так.
Мне хотелось рассказать об отношениях двух людей, связанных чем-то особенным, уникальным, не понятным никому, кроме них самих. Для этого я сделала так, что оба эти человека пострадали от рук одного и того же чудовища.
Моя книга рассказывает об изнасиловании ребенка, я хочу, чтобы это было ясно с самого начала. Если подобные вещи выводят вас из душевного равновесия, пожалуйста, не читайте. Я никак не пыталась приукрасить эту тему и очень старалась подать ее как можно более чутко и деликатно. Благодаря историям, рассказанным Элизабет Смарт, Джейси Дугард, Мишель Найт, я изнутри посмотрела на то, каково это выжить после похищения. Они невероятно смелые девушки. И то, что они на весь мир поделились своими историями, делает их героями в моих глазах.
Также хочется упомянуть Национальный центр помощи пропавшим и пострадавшим детям. Каждый день там трудятся люди, которые помогают искать пропавших детей, заботятся о безопасности наших детей, ограждают их от зла.
Надеюсь, вам понравится история Итана и Кэтрин. Если вы посочувствуете их страданиям, то поймете, что, хотя их любовь и не совсем обычная, она – искренняя и настоящая. Любовь дает им надежду, когда все кажется безнадежным. Пока я писала роман, они постоянно разбивали мне сердце. Поодиночке они чувствуют себя глубоко надломленными. Но все обретает смысл, когда они вместе.
И, на мой взгляд, это самый лучший любовный сюжет.
Сейчас
От жарких ослепительных ламп я ощущаю, как маленькие капельки пота выступают на лбу вдоль линии волос. Но трогать лицо нельзя. Это испортит макияж, который мне тщательно накладывали последние полчаса, поэтому я оставляю голову в покое и крепко сжимаю руки. Ледяные пальцы лежат в горячих ладонях. Вполне понятный контраст, если учесть, что я сейчас чувствую.
Тревогу. Волнение. Ужас. Бессмысленность. То, что я делаю, кажется бессмысленным, особенно моей семье.
Я собираюсь выступить перед камерой. Собираюсь все рассказать.
Наконец-то.
Ведущую этого шоу я вижу по телевизору, сколько себя помню. Известный репортер. Кто же ее не знает. Выглядит очень ухоженной, как диктор из новостей: блондинка с идеальной укладкой и ярко накрашенными голубыми глазами. Нежные тени подчеркивают худые скулы, а на губах – сочная помада. Она профи и точно знает, что ей нужно. Это видно по тому, как она распоряжается, как быстро бросаются исполнять ее поручения сотрудники телестудии. Она сильна. Уверенна в себе. Безупречна.
И это возвращает меня к мысли, что я совсем не безупречна. Все мои недостатки, как в насмешку, выпирают упреком в несовершенстве. Был момент в моей жизни, когда я приблизилась к идеалу, потому что была глупой и считала себя неуязвимой. Но достичь идеала не просто. И если упустишь его из виду, никогда больше не вернешь.
Никогда.
– Вы готовы, Кэтрин? – спрашивает телеведущая спокойным голосом. Подняв глаза, я встречаю ее сочувствующий взгляд.
Уязвленное самолюбие разом отрезвляет меня, и я выпрямляюсь, пытаясь совладать с выражением лица. Ее жалость мне не нужна. Я так долго носила в себе чувство пустоты, так долго не могла найти в себе ни капли отваги, чтобы решиться на… все это, что теперь, когда наконец стала достаточно сильной, должна держаться.
Мне пришлось ждать восемь лет, пришлось пережить смерть отца, и вот я здесь.
– Я готова, – уверенно киваю в ответ.
Краем уха слышу, как мама что-то бормочет Бренне. Я стараюсь не смотреть на них, потому что слишком боюсь, что моя сила испарится. Они тоже пришли, потому что я попросила их поддержать меня. Но что-то подсказывает, что зря. Не хотелось бы услышать мамины рыдания, когда буду пытаться говорить. Не хотелось бы видеть слезы и ужас в их глазах, когда буду ворошить все эти страшные и печальные детали моей истории.
Довольно уже пролито слез над трагедией, изменившей мою жизнь. Я должна ликовать, что жива, а не прятаться в тени. Я так долго не имела права говорить, что сейчас чувствовала… освобождение. Да, несмотря на кошмар, о котором вот-вот узнают все, мне легко. Я свободна. С первого дня моего возвращения папа запретил нам рассказывать. В частности мне. Он был слишком растерян, слишком стыдился того, что не сумел защитить свою дочь.
Однажды он произнес эти слова, когда сильно поссорился с мамой, вскоре после того, как это